— Игорь, срочно лети сюда! — раздался по внутреннему телефону призыв секретарши Людочки. — Я только что сказала охраннику пропустить Шелеста.
Пропустили не только его, но и Бреусова. Варвара, когда сильно постарается, способна зацепить в своей памяти мелочи, к коим она относит внешность человека, а потому Виталия я узнал сразу — высокий, поджарый, с серовато-бледным лицом, на котором читались многозначительность и разочарованность одновременно. В отличие от других посетителей, и самого Шелеста в том числе, он сел не на крутящийся стул около приставного стола, а в мягкое кресло в углу кабинета, где была своего рода зона отдыха. Причем он не просто сел, а весь как бы растекся, закинув ногу на ногу и расслабленно откинув голову на подголовник. Для полного сходства с героем третьеразрядного американского фильма ему не хватало только рюмки виски и сигары.
Кстати, насчет сходства. Я видел несколько фотографий Сокольникова и теперь, глядя на Никиту Петровича Шелеста, не мог не признать, что чисто внешне они хоть и не очень похожи, но друг друга стоят. Оба — массивные мужики с крупными лицами, плотно сжатыми губами и тяжелым взглядом, который несколько скрывали дымчатые очки. Правда, у Валерия Аркадьевича была еще вполне сносная, хоть и сильно поседевшая, шевелюра, а у Никиты Петровича — большая матовая лысина. Красавцами я их, конечно, не назвал бы, но некоторым женщинам очень нравятся именно такие представительные мужчины.
Шелест водрузил свое тело на стул, как на трон, и произнес величественным басом:
— Сколько вам обещала заплатить Екатерина?
— Это вас не касается, — сухо ответил Гена.
— Я заплачу столько же плюс пятнадцать процентов.
— За то, чтобы мы не вмешивались? — Кирпичников недобро прищурился, но Шелест лишь скривил губы.
— Вы уже вмешались. Вы намеренно предали этому делу огласку.
— Чем нанесли урон нашей репутации, — вставил из своего угла Бреусов. — А репутация стоит больших денег. По идее, эти деньги должны заплатить нам вы.
Лучше бы он еще на пороге заклеил себе рот пластырем. Потому как в следующую же секунду в кабинете разразилась буря, и устроил ее Кирпичников. Нет, он не кричал. Он лишь повысил голос, но впечатление создалось такое, будто сейчас рухнут стены. Гена, чей хрипловатый баритон превратился в рык разъяренного льва, высказал все, что думал, а думал он о штабе Шелеста просто отвратительно.
— Мне плевать на вас и вашу репутацию! Мне плевать даже на вашего Сокольникова! Но я пообещал его дочке и девчонке Желтухина, что сделаю все, и я это сделаю! С вашей помощью или без вашей помощи! Но после… — он грохнул кулаком по столу, — я сделаю так, что вы по самые уши окажетесь в дерьме!
Это был заключительный аккорд довольно пространного монолога, который побелевший Бреусов и побуревший Шелест при всех своих попытках не смогли прервать.
Я был уверен, что они сейчас встанут и уйдут. Но произошло совсем другое.
— Да ладно вам кипятиться, — вдруг примирительно пробурчал Шелест. — Ну брякнул Виталий. Так ему простительно. Он молодой — да к тому же политтехнолог. Мы навели о вас справки. Сведения положительные. Но сегодня даже самые положительные люди могут оказаться противниками. Это предвыборная борьба, будь она неладна! Да, мы не хотели, чтобы Екатерина с вами связывалась. Вы для нас темные лошадки. Мы и с полицией не хотели связываться. Она сегодня ни черта делать не будет, потому что полиция на стороне мэра. Мы обратились к своим людям, вроде толковым людям, но они пока тычутся по углам без всякой пользы. А потому слово мое такое. Если вы найдете Сокольникова или выясните, что с ним случилось и кто к этому делу причастен, я заплачу вместо Екатерины и на пятнадцать процентов больше. Если все то же самое выясните про журналиста, заплачу и за него. Договорились?
— Договорились, — согласился Гена. — А теперь ответьте кое на какие вопросы.
Мы проговорили часа полтора, но не выяснили ничего особо принципиального.
Финансовой стороной выборов занимается сам Шелест. На Сокольникове лежала вся организационная работа, с которой, по мнению Никиты Петровича, тот успешно справлялся.
Да, признал Шелест, Валерий Аркадьевич порой бывает сильно крут, но при этом ладить с людьми умеет.
Имел ли врагов? А кто их сегодня не имеет, особенно когда борьба идет?
Угрожал ли ему кто-нибудь? Нет, ни разу, а потому, в частности, и телохранителями не обзавелся.
Не собирался ли предпринять какие-то особые действия, в результате чего возникла острая потребность его нейтрализовать? Сегодня каждый день полон особых действий, но чего-то из ряда вон выходящее не намечалось.