— Вот, — сказал, — эти наиболее похожи.
Мы приставили фотографию Желтухина. В самом деле, сходство имелось.
— Молодец, Володя, — одобрил Гена. — Я в тебе не сомневался.
Можно подумать, во мне и Погребецком он сомневается ежесекундно.
Нина Федоровна Копалкина нас тоже не подвела. Внимательно изучила все шесть фотографий и вынесла вердикт с безапелляционностью старой учительницы:
— Вот этих двух выбросите. А эти похожи. Хотя, — тут она позволила себе легкое сомнение, — точно не скажу, что среди них есть тот парень.
Глава 19. Игорь
Я готов был при жизни поставить памятник Володе Кротову, потому как от одной только мысли, сколько ему пришлось перелопатить личных дел в поиске нужных нам людей, мне становилось плохо. Причем я нисколько не сомневался: он никого и ничего не упустил, и посади мы сейчас хоть целую бригаду на проверку его сведений, не получим ничего нового, кроме того, что получил в одиночку Кротов, действуя по собственной методике, которая позволила управиться с весьма трудоемким делом за относительно короткое время.
Перебрав по травинке целый стог сена, Володя выложил нам на стол шесть «иголок». Две из них забраковала Копалкина, оставив четыре. На то, чтобы сократить весьма скромный список еще на половину, мне понадобились двадцать минут. Я позвонил на два рабочих телефона и выяснил, что один из предполагаемых «Желтухиных» уже полтора месяца безвыездно находится в командировке в Хабаровске, а другой почти месяц безвылазно сидит у себя дома со сломанной ногой. Следовательно, в штабе Козлинского они появиться никак не могли.
Остались врач из детской поликлиники и сотрудник багажного отделения из аэропорта. Я решил начать с врача — исключительно по причине территориальной близости. До поликлиники мне было семь минут хода, а до аэропорта — примерно сорок минут езды.
В детской поликлинике заданный мной по телефону вопрос: «Когда принимает врач Шрамов?» — был встречен отчего-то с раздражением.
— С двух часов. Но талонов предварительной записи сегодня нет и не будет, — ответил юный женский голос с такой интонацией, словно я нанес его обладательнице сильное оскорбление.
Признаться, я не придал этому особого значения — какое мне, в конце концов, дело, как общается с народом медсестра из регистратуры? Однако появившись в поликлинике заблаговременно, в половине второго, я смог воочию убедиться, что в учреждении, где, по моим представлениям, должны работать люди сердобольные, вполне есть место для маленького серпентария.
Медсестрой из регистратуры (я узнал ее по тонкому, слегка писклявому голосу) оказалась девица лет двадцати, чью миловидность портили тонкие поджатые губки и раздражение, красочно пропечатанное на ее лице.
Обычно я произвожу хорошее впечатление на женщин, особенно если настроен благодушно, однако моя окрашенная любезностью заинтересованность: в каком кабинете принимает Юрий Васильевич Шрамов, тут же натолкнулась на встречный и отнюдь не любезный вопрос:
— А у вас талон есть?
— Мне не нужен талон, мне нужен номер кабинета, — вежливо пояснил я, вызвав у девицы немедленный приступ гнева.
— Доктор Шрамов до ночи должен здесь торчать? Сами, небось, на минуту после работы не останетесь, а врач — не человек?! У него весь день под завязку, на секунду выйти не может! Совсем заездили! Не взяли талон, и не надейтесь, карточку не дам! Звоните завтра с восьми утра и записывайтесь!
Конечно, я мог плюнуть на эту злыдню и выяснить номер кабинета у любого встреченного в коридоре медработника, однако меня заело. Поликлиника, предназначенная для больных детишек, — совсем не место, где надо разводить бюрократию и устраивать разносы. В конце концов, детские хвори не считаются с количеством талонов, а уж тем более с настроением девицы из регистратуры, которой никто не вменял в обязанность быть злобной овчаркой на пороге хозяйского дома.
Я уже приготовился сказать пару ласковых, но не успел, потому как услышал за своей спиной робкий голос:
— Простите, я могу сегодня попасть на прием к Юрию Васильевичу Шрамову?
Женщина была примерно одного возраста с медсестрой, однако уже познавшая радость материнства. Впрочем, горечь тоже, если судить по ее расстроенному личику, обращенному одновременно к стойке регистратуры и к малышу с перевязанной ручкой. Малыш прижимался к плечу матери и жалобно хныкал.
— Талон есть?! — рявкнула медсестра.
— Он руку поранил, — едва ли не всхлипнула юная мама, но ее явно бездетная ровесница озлилась еще больше.
— «Скорую» вызывайте! Они обязаны ездить по любому звонку! А у нас хирург принимает только по талонам предварительной записи! Есть талон?