— Витенька, — говорит Нюра, кусая баранку. — Хватит мне зубы заговаривать.
— А чё такое, Нюрушка? — Виктору Степанычу даже дураком прикидываться без надобности. Само собой выходит.
— А то самое, — отвечает Нюра. — Забыл, как ты меня ядовитыми грибочками накормил?
— Из–ви–ни, — говорит Виктор Степаныч запальчиво. — Ты сама эти грибы собирала.
Неизвестно, чем бы весь этот разговор закончился, если б снова входная дверь не отворилась и не вошёл маленький мальчик.
— Дайте, — просит жалобно, — на орехи.
Нюра увидела его да как закричит истошным голосом:
— Сынок! Сынок! Сынок!
— Чё такое? — Виктор Степаныч понять никак не может.
— Это ж сыночек наш! — плачет и смеётся Нюра. — Помнишь, я из роддома его несла, пить захотела, наклонилась над колодцем, малютка из рук и выпал. Я думала, утонул…
— Не, выплыл, — говорит сынок. — Но с тех пор бедствую.
Тут и батя–разведчик из–под стола выполз. Глаза продрал, на Нюру уставился.
— Мамочка! — ахнул. — Мамочка!
— Какая я тебе мамочка, пёс старый! — Нюра ему в ответ. — Поди опохмелись!
А старик плачет горючими слезами, мама да мама — бормочет.
Виктор Степаныч хоть и дурак был, но умный, сразу смекнул, что здесь что–то не то. Взял да и перекрестился тихонько. И вмиг всё пропало: и жена–покойница, и сынок бедствующий, и батяня–разведчик.
А на дворе уже не темень — а свет. И не зима — а лето.
Во как нечистая сила балует!
Катенька
Жили–были папа, мама и я. То есть — трое. И вот однажды пошла мама в роддом и родила там девочку. Катеньку. Стали мы жить — вчетвером.
Как–то раз взял папа Катеньку на руки и отправился с ней погулять. Через час возвращается. Весёлый–превесёлый.
— Ну что, Машка, — кричит с порога (мою маму Машей звать), — хотела в Париж съездить?!
— Хотела, — осторожно отвечает мама. — И что?..
— Завтра едем! — говорит папа и кидает на стол аж двадцать пять долларов!
— Ура-а! — обрадовался я. — Завтра едем в Париж!!
Мама, конечно, тоже обрадовалась. Стали мы обсуждать, куда нам в Париже сходить да что посмотреть… А мама вдруг спрашивает:
— Алексей (моего папу Лёшей звать), а где Катенька?
Тут и я обратил внимание на то, что папа домой без Катеньки пришёл. А папа этак лукаво отвечает:
— А ты думаешь, денежки на Париж откуда?
— Откуда? — побледнела мама.
— От верблюда… Стою я, значит, на улице, — начал рассказывать папа. — Подходит ко мне толстая тётка и на Катеньку пальцем показывает — «Продаёшь, что ли?» «А вы хотите купить?» — удивился я. А она выкладывает двадцать пять баксов! Представляешь, какая дура — за трёхмесячного ребёнка целый четвертной отвалила!
— Так ты что — Катеньку продал?! — шепчет мама в ужасе.
— Ну да, — говорит папа. — У нас же ещё Петька есть (Петька — это я). Что нам их — солить?
— Правильно! — поддержал я папу. — Надо не за количеством гнаться, а за качеством. Вы лучше меня как следует воспитайте.
Но наша мама, как видно, не с той ноги утром встала.
— Забирай свои доллары! — кричит на папу. — И без Катеньки не возвращайся!!
Забрал папа доллары и ушёл. Ну, думаю, всё, теперь мы нашего папу больше никогда не увидим. Разве что во сне или на фотографии… Ничего подобного! И часу не прошло — возвращается. Весёлый–превесёлый. И с ребёнком.
— Держи, — протягивает ребёнка маме, — купил всего за двадцать баксов. Так что на Париж денег уже не хватит, а вот в Рязань вполне можем прокатиться.
Посмотрела мама на ребёнка и говорит:
— Так это ж не Катенька.
Папа даже слегка обалдел.
— Ну ты, Марья, даёшь. Что тебе не нравится?! Девочке три месяца. Руки–ноги на месте. Сама не знаешь, чего хочешь.
Посмотрел и я на ребёнка. Ребёнок как ребёнок. Правда не белый, а чёрный. Так это ещё и лучше — грязь незаметнее будет.
А мама ни в какую, словно её кипятком ошпарили.
— Уходи! — кричит на папу. — И без Катеньки не приходи!
Снова пошёл папа и на сей раз купил девочку за пять долларов. Так маме опять не понравилась. Видите ли, глаза у ребёнка узкие. А поди–ка сама за пять долларов с широкими купи…
Короче, семь раз уходил папа на улицу покупать детей. Из–за маминых капризов нам пришлось продать всю мебель, а вместо неё купить дешёвенькие лавки. Разместили мы семерых детей по лавкам и… и стали жить.
Прошло тридцать три года.
Все девчонки выросли и разъехались кто куда. Негритянка уехала в Африку, японка в Японию, еврейка в Израиль, американка в Америку… ну и так далее. Один я никуда не уехал. Дело в том, что я за тридцать три года ни капельки не вырос. Как был семилетним, так семилетним и остался.