— Это дедушка Мороз! — неслось из–за дверей. — Он подарки вам принёс!
— Что за чушь? — открыла.
Действительно — Дед Мороз. В красной шубе, валенках, с белой бородой.
Шумно ввалился в прихожую: «Где тут у нас девочка Надя?»
— Наденька, ау! — звал он, проходя в комнату.
Зудова плелась сзади, растерянная.
— Послушайте, — наконец твёрдо сказала. — Наденька — это я. Других Наденек здесь нет.
— И вам четыре годика?
— Где–то около того.
— Слушайте, не морочьте мне голову, — начинал нервничать Дед Мороз. — Вот заявка! — лез он в карман шубы. — Ваша фамилия? Ваш адрес?..
— Да, мой… Видимо, это недоразумение.
— Я, как дурак, тащусь в такую даль, — кипятился Дед Мороз, — а мне заявляют: это недоразумение!
— Не переживайте, — вмешалась Елена Юрьевна. — А где ваша Снегурочка?
— В роддоме. Бортуется.
— Ну и не переживайте.
— Да я и не переживаю, — успокоился Дед Мороз. — Плевать я на всё хотел.
Он снял шубу, бороду и оказался молодым человеком по имени Сева.
— У вас выпить найдётся?
Выпить у Зудовой нашлось.
— А закусить?
Нашлось и закусить.
— Кайф, — сказал Сева — Дед Мороз.
Ушёл в туалет. Елена Юрьевна побледнела. Зудова провела её в спальню. Уложила на кровать.
— Сейчас вызову «Скорую».
…Ждать пришлось не долго.
— Здравствуйте, — сказал Воробьёв.
— Вот так встреча, — ахнула Зудова.
Выглядел он неважно. Располнел. Под глазами мешки. Залысина… Зудова от души всему этому порадовалась.
— Врачом стал? — спрашивала.
— Да какое там, — кривился Воробьёв. — Фельдшером.
И это приятно грело. Но всё же интересовалась сочувственно:
— Как же так? Ведь ты поступил… Из–за института и меня бросил.
— Поступил, да не закончил. Отчислили.
— За что?
Морщился от воспоминаний.
— Спорил много. Мне говорят: Земля плоская. А я: нет, круглая.
— Зря спорили, — заметил Сева — Дед Мороз.
— Сейчас бы я и не стал. Ради бога — пускай хоть квадратная.
— Хотите кофе? — предложил Сева как хозяин.
— Спасибо… А где больная? — Смотрел на Зудову. — Ты, что ли?
— В спальне… больная, — сказала Зудова.
…Долго не задержался.
— Ну как, мертва? — спросил Сева.
— Мертвее не бывает.
Зудова вздыхала.
— Бедная Елена Юрьевна…
— А мне так её ни капельки не жалко, — разливал кофе по чашечкам Сева — Дед Мороз. — Она своё пожила. Неизвестно, доживём ли мы до старости.
— Лично я не собираюсь, — сказал Воробьёв.
— И тебе не интересно знать, что будет дальше? — спросила Зудова.
— Я и так знаю. Солнце превратится в сверхновую звезду. Та сторона Земли, которая будет обращена к Солнцу, моментально сгорит. Испарения от закипевшего океана заволокут ночное полушарие. А металлические пары, выброшенные из Солнца, и вовсе испарят нашу планету. И останется от неё один лишь пар. — Воробьёв снял крышку с кофейника. — Вот такой…
— Круто! — захохотал Сева — Дед-Мороз.
— Философ, — усмехнулась Зудова.
Зима будет холодной
Однажды осенним дождливым вечером я зашёл к одному старику, вскоре умершему.
— Холодно на улице? — спросил он вместо приветствия.
— Да нет, — ответил я. — Но этот дурацкий ветер…
В самом деле, меня всегда сильно раздражал холодный ветер, постоянно дующий в лицо… Старик рассеянно перебирал снимки, разбросанные по столу. До ухода на пенсию он работал фотографом.
Я тоже взглянул.
На одном из снимков молодая женщина сидела на скамейке в парке. На другом был маленький пустынный дворик, занесённый снегом…
— Меня интересует проблема одиночества, — сказал старик.
Я ничего не ответил. Я подумал, что, пожалуй, не стоило сегодня приходить к старику. Именно на минуты этого визита пришёлся упадок духа. Невесть откуда появилась апатия, сонливость… Вроде ничего явно не болело, однако же, всё было не так.
И в голове, и в груди, и в желудке.
Старик моргал красненькими глазками. Ему, как видно, тоже не хотелось разговаривать. Но о чём–то надо же было говорить. Раз уж мы сидели друг против друга.
— А вы сегодня ходили… — начал я.
— Нет, — тут же ответил он.
— Я же ещё не сказал — куда.
— Я сегодня никуда не ходил. — Старик протяжно зевнул и предложил: — Хотите я вас сфотографирую?
— Зачем?
— В вашем лице есть что–то… — он запнулся, подыскивая нужное слово, — неприятное. Меня привлекают такие лица.