И я гордо — гордо! — вышел на улицу.
А на улице стояла глубокая осень. Светило, но не грело солнце. Деревья были одеты в багряные наряды. Короче: унылая пора — очей очарованье…
Вслед за мной вышел Порфирий Дормидонтович.
— Валерий Михалыч, — опустил он на мои плечи свои натруженные писательские руки. — Вы знаете, я думал, что русская культура умерла, но, глядя на вас, я понял — это не так.
И великий писатель троекратно поцеловал меня в губы.
9. Как я познакомился с принцессой Мвангой
Однажды, зайдя в гости к Порфирию Дормидонтовичу, чтобы выпить водки и поиграть в карты, я застал у него негритянку с вывернутыми губами.
— Знакомьтесь, Валерий Михалыч, — сказал Шишигин. — Мванга, принцесса княжества Гамбия… А это, — показал он на меня, — молодой начинающий писатель.
— Пухленький, — хихикнула Мванга, ущипнув меня за щеку. Глаза её заблестели.
Мне это крайне не понравилось. Крайне.
— Хочу свежей печёночки, — капризно заявила принцесса.
— Где ж я тебе вот так, с ходу, печёнку возьму? — удивился Порфирий Дормидонтович.
— У него вырежь! — потребовала Мванга, жеманно указав на меня чёрным мизинцем.
— Послушайте–ка, дамочка, — сказал я с раздражением, — оставьте свои африканские замашки при себе. Ясно вам?
— Валерий Михалыч, — тут же бросился Шишигин на защиту своей жены. — Вы её не так поняли. Марфа кончила Сорбонну, а потом ещё и Гарвард.
— Я не знаю, где она там кончала, — сказал я, — но для меня чёрномазый — это прежде всего людоед! Как в прямом, так и в переносном смысле.
— Вы расист! — закричал Порфирий Дормидонтович. — Валерий Михалыч, вы расист!
— Да, я расист! — ответил я с гордостью. — А ваша жена — людоедка!
— Да как вы… — задохнулся Шишигин от возмущения.
— Порфи–и–ша, — зычно прикрикнула на него принцесса Мванга. — оставь–ка свои российские замашки при себе, как говорит наш начинающий писатель. Да, я людоедка! И не вижу в этом ничего плохого. У меня и папа — людоед; и мама — людоедка. Кстати говоря, жена вашего Пушкина тоже была людоедкой.
— Наталья Николаевна — людоедка?! — ахнули мы с Шишигиным в один голос.
— Вы ленивы и нелюбопытны, — презрительно усмехнулась Мванга, — и не знаете собственной истории. Я вам сейчас та–а–кое порасскажу.
И она нам та–а–кое порассказала:
10. Как Наталья Николаевна съела поэта Пушкина
Мало кто знает, что жена поэта Пушкина, Наталья Николаевна Гончарова, была самой настоящей людоедкой. Из–за неё у Пушкина постоянно происходили неприятности. Приедет, бывало, великий поэт в Михайловское, стихи пописать. Вдруг стук в дверь.
Входит управляющий и у порога мнётся.
— Ну что там ещё? — с досадой поворачивается от стола Пушкин.
— Так что, барин, жена, значит, ваша намедни двух мужиков съела.
— Каких ещё мужиков? — морщится Пушкин, слыша неправильную русскую речь.
— Прохора, пастуха, стало быть. И Егора Трофимова, он в кузне работал.
А тут и сама Наталья Николаевна этаким пушистым котёнком ластится.
— Сашенька, Сашенька, не дашь ли денег на булавки?
— Ты вот что, Наталья, — строго говорит ей Александр Сергеевич, — ты кончай такими делами заниматься. Мы всё–таки не в Африке живем, а в Михайловском. А если до государя дойдёт?.. Тогда что?..
— О чём это ты, дорогой? — дурочкой прикидывается Наталья Николаевна.
— Ты дурочкой не прикидывайся. Только что управляющий приходил. Опять ты двух мужиков съела. Ты же в прошлый раз мне слово давала, что с этим навсегда покончено!
— Ну а если мне кушать хочется, — капризничает Наталья Николаевна.
— Мне, может, тоже кое–чего хочется, — отвечает Пушкин. — Но я себя сдерживаю. И ты изволь себя сдерживать!
— Хорошо, Александр Сергеевич, — зловеще так говорит Наталья Николаевна. — Хорошо.
И молча — за дверь.
А на другой день — где Александр Сергеевич? Нет Александра Сергеевича.
Искали–искали… В пруду багром шарили. Лягушки — есть. Раки — есть. Великого русского поэта — нет.
Съела.
Это уж потом большевики придумали Дантеса… дуэль на Чёрной речке… Чтоб лишний раз царский режим пнуть.