Нет, Дантес, конечно, тоже был. Да только прожорливая Наталья Николаевна его ещё раньше Пушкина слопала. Так что убить «солнце русской поэзии» он никак не мог.
11. Как Порфирий Дормидонтович оказался пять раз дураком
Однажды я зашёл в гости к Порфирию Дормидонтовичу. Мы выпили водки и сели играть в карты. Когда я в пятый раз оставил Шишигина «в дураках», он нахмурился и сказал:
— И всё–таки, Валерий Михалыч, нет в ваших рассказах русской боли. Вот нет–таки нет. Не страдает ваше сердце ни прошлыми бедами Отечества, ни нынешними. О России надо писать. О том, что…
— Уже написал! — перебил я, доставая рукопись. — Хотите почитаю?
Великий писатель нахмурился ещё больше.
— Я смотрю, батенька, вам рассказ–то написать, что поссать сходить, — неодобрительно качал он головой. — А вещь нужно вынашивать. И может, даже не один год. К литературе должно быть благоговейное отношение. Благоговейное. Литература, батенька — храм!.. Храм! Она кровью пишется, а не жопой… — Порфирий Дормидонтович помолчал, а после прибавил уже несколько поспокойнее: — Ну ладно. Больше ничего умного в голову не приходит. Но эти мысли вы, надеюсь, успели записать?
— А как же, — потряс я тетрадочкой. — Вот, пожалуйста: храм, кровь, жопа…
— Ну хорошо, — смягчился великий писатель, — читайте свой рассказ.
И я прочёл:
12. Как следователь Тряпкин вместо Москвы попал в жопу
Жил–был следователь Тряпкин. Однажды вызывает его самый главный генерал. Точнее — генеральша, Марья Петровна.
— Тряпкин, — говорит и грудь свою генеральскую под кителем поправляет. — Хочу поручить тебе весьма странное дело.
— Слушаю вас, товарищ генерал! — отдал честь следователь Тряпкин.
— Куда–то пропадают пассажирские поезда, следующие по маршруту «Петербург — Москва». Причём пропадают бесследно.
— Как это — бесследно? — не понял Тряпкин.
— А вот и разберись, — отвечает генеральша Мария Петровна. — На то ты и следователь.
Пошёл Тряпкин на вокзал. Разбираться.
Взял билет. Сел в поезд «Петербург — Москва». Поехал.
Едет–едет, едет–едет… Ночь прошла. Утро наступило. Поезд никуда не пропал.
А тут и — Москва.
Вышел следователь Тряпкин на перрон и чувствует своим следовательским чутьём: что–то здесь не то. Хотя вроде бы — всё то… Поезда стоят. Электронные часы время показывают. Прибывшие с вещичками к вокзалу тянутся.
И вдруг Тряпкин понял, что — не то. Встречающих нет! И провожающих тоже нет! Не говоря уже об отъезжающих… Вообще никого нет!
Только прибывшие идут по перрону: топ–топ, топ–топ…
Ну и следователь Тряпкин пошёл вместе со всеми. Подошёл он к вокзалу и… ахнул.
Потому что это был никакой не вокзал, а обыкновенный кусок фанеры, грубо размалёванный под вокзал. Электронные часы тоже оказались фанерные… В общем, сплошная бутафория!
А за этой бутафорией, насколько глаз хватает, расстилается неземной пейзаж: коричневая земля без единой травинки и коричневое небо без единого облачка.
И так — до самого горизонта. А над горизонтом два чёрных солнца светят.
А кругом — тараканы, тараканы, тараканы… Кишат прямо. Да не маленькие, а каждый с корову величиной.
— Р–раз–берись по пятёркам! — командуют. — Чего топчетесь, как бар–раны!
Бывшие пассажиры подчиняются. А что делать? Небось не на Земле… Разобрались по пять человек и пошли строем.
Тараканы — по бокам.
Рядом со следователем Тряпкиным шёл самый крупный таракан, видно — начальник над остальными.
— Слышь, мужик, — по–простому интересуется Тряпкин. — Это как же понимать?.. Это где ж мы находимся?..
— В Глубокой Жопе вы находитесь, — отвечает ему таракан.
— А идём куда? — снова интересуется Тряпкин.
— Куда всегда шли — туда и сейчас идёте, — говорит таракан и мохнатой лапой на два чёрных солнца указывает. — В светлое будущее.
День проходит… неделя… месяц… Тащатся все понуро, как на похоронах. Впрочем, все — да не все.
— Так нам и надо — дуракам! — бодро кричит какой–то человек в косоворотке и с бородой. — Таракан животное умное. Это тебе не клоп какой–нибудь или там — вша!
А уж из толпы и добровольцы вызываются — толпу гнать. К тараканам льстиво подкатывают, услуги свои предлагают. А те не брезгуют. Разрешают.
И вот уже по бокам колонны не тараканы, а — люди. Плёточками пощёлкивают: веселей, мол, топайте, ребята!..