- Все ясно, - сказала Одинцова. - Дело путаное. Пахнет. У меня на руках двое детей, больная мать. Я не имею возможности тратить свое время как хочу. Говорю прямо и не стыжусь. Сама знаешь, сейчас время юриста деньги. Поэтому я бесплатно не работаю, советов больше не даю. Но вам с Маринкой сделаю исключение. Первое: отправляйтесь в отделение милиции, которое курирует этот Дом ветеранов. Узнайте у них, есть ли, завели дело по факту... Отзвони мне. Запиши мой рабочий телефон... Диктую заявление от имени Маринки. Вот тебе ручка, вот бумага... В правом углу пиши: "Начальнику... имя рек..." И все, что требуется.
Какую уж мы скорость сыскали и включили в собственном организме, но уже в девять часов оказались с Маринкой на другом конце Москвы, в отделении милиции, и через самое непродолжительное время получили ответ от самого зама, чистенького, розовощекого человека лет тридцати пяти с лаковой плешинкой на самой макушке. Он поерзал в кресле, выслушав нас, собрал во взгляде никак всю вековую усталость своего чернявенького рода, тяготеющего к ранней полноте, и спросил:
- Дело по факту гибели при пожаре Мордвиновой-Табидзе? Такого у нас нет. Мы этим не занимаемся.
- Кто же тогда этим занимается? - спросила я, бестрепетно глядя ему в очи сквозь свои темные очки.
- Этим? По факту гибели? При пожаре?
Он мне начинал нравиться. Мои чувства были сродни восторгу. Где ещё сыскать такого талантливого партнера да в столь ранний час?
- По факту. Гибели. При пожаре, - ответила ему в тон.
- Дело по факту гибели при пожаре, - отозвался он все так же не торопясь, придавая каждому своему слову-словечку невероятный вес и значение, - находится, надо думать, в Госпожнадзоре. Они такими делами занимаются.
- А как же наше заявление? Мы же его вам написали, на ваше отделение, - ввязалась Маринка.
- Зачем? - посуровел и без того строгий человек за строгим милицейским столом. - Нам это не надо.
- Но ведь вам же нужны показания! - попробовала я уверить его. - Мы готовы кое-что рассказать.
- Не надо! - стоял он на своем. - Не наше это дело. Идите, говорю, в пожнадзор! Раз пожар - пожнадзор. Мы тут ни при чем. Туда и пишите заявление.
Позже Одинцова объяснит, что заявление в милиции обязаны были взять и зарегистрировать. Согласно законодательству. Только чихал тот служилый на законодательство, если увидел перед собой юридически неподкованных гражданок. А уж почему он так решительно отказался брать заявление... Тут может быть два ответа: либо не хотел взваливать на свое отделение лишнее тяжкое дело, либо был в курсе - в историю с пожаром не влезать, кто-то крайне заинтересован, чтобы ни один винтик не раскрутился, и чья заинтересованность, конечно же, проплачена.
- То есть кто-то получил взятку? - проблеяла я в телефонную трубку, ибо уже во всей полноте ощущала себя дурой-овечкой.
- Само собой, - был ответ. - Сегодня деньги решают все. Неужели для тебя это открытие? Ты же в газете работаешь! Про рынок написала лихо!
- А хоронить они её без Маринки имели или не имели права?
- Как тебе сказать... Опричинить, и правдоподобно, что то, что иное, всегда можно. Дай взятку нужным людям и появится убедительны, пусть и на первый взгляд, аргумент. Ну что же я тебе объясняю, сколько будет два плюс один? Смешно же...
Действительно, смешно... Действительно, ну как же не знать, не ведать, что все нынче можно купить за деньги! Либо за маленькие, если дело за малым, либо за большие или за очень большие. Азбука!
Но, опять же, одно дело - знать теоретически и совсем другое столкнуться с этим в жизни, на практике, носом к носу! Когда первая твоя живая реакция: "Да не может этого быть!"
Ах, какая мы, однако, бестолочь, какой наивняк, эти самые простые, не способные воровать-убивать люди! Как ничтожно мал оказался и мой трехлетний журналистский опыт! И совсем ни к чему непреложные слова матери, которыми она встретила меня, пятилетнюю, когда я явилась в дом с мячом, найденным в кустах:
- Немедленно шагай назад! Положи мяч туда, где взяла! И запомни никогда не бери чужого! Никогда! Это - стыдно!
Смехота! Когда простые-рядовые, никак, ни при какой власти не умеющие грабить ближних и грести под себя, под свой зад, с горячим желанием правды в очах требуют её от тех, кто когда-то раз-навсегда понял, что благ в России не так уж и много, чтобы их хватило на всех, а следовательно, пошла ты, правда-истина, куда подальше, от тебя не прокормишься и не обогатишься, гроша ты ломаного не стоишь. А кто за эту правду дурацкую стоит? Недоумки, недотыкомки всякие, кретины скандальные! Гоняй их из кабинета в кабинет, пока их мозги окончательно от бега и тряски измочалятся, замутятся, перемешаются в кашу...
Но для того, чтобы ухватиться за хвост, оценить по достоинству этот непреложный закон нашего сегодняшнего бытия, нам в Маринкой потребовалось обойти в темпе череду всякого рода кабинетов и выслушать сидящих за столами, ответственных будто бы за право на правду, мужиков в форме и без, худых и толстых, лысых и кудрявых.
Очень, очень вежливо принял нас таинственный Госпожнадзор, молодой человек по фамилии Волков, с широкими плечами, крепкой красноватой шеей, немигающими выпуклыми глазами цвета асфальта.
- Пожалуйста, садитесь. Слушаю вас внимательно. По какому делу? Да, мы выезжали. Да, три наших сотрудника. Да, был пожар. - Он вертел в пальцах розовую шариковую ручку. На одном из них поблескивало обручальное колечко. - Нет, нет, никаких показаний от вас, Марина Васильевна, нам не требуется. Дело находится в УВД.
- Ах! - выдохнули мы радостно в два голоса. - Значит, дело все-таки заведено! Где оно? У кого?
- Не знаю, - был ответ.
- Ну как же...
- Не знаю, - повторил "пожнадзор".
- Но телефон-то какой там, все-таки, знаете?
- Не знаю. Вот вам справочник, ищите.
Мы нашли.
- Можно от вас позвонить?
- Нет. Из соседнего кабинета. Там пока никого нет.
Звоним. Дозваниваемся. Слышим:
- Никакого дела по Мордвиновой у нас нет.
- Как же так?
- Откуда я знаю.
- Точно нет?
- Точно.
Мы постучали в кабинет к Волкову. Молчание. Дернули за ручку. Заперто. Ушел, значит... удрал от нас. Или как это понимать?
Выскочили на улицу. Что дальше? Звоним с первого попавшегося телефона Одинцовой:
- Как все это понять-то?