Белый, брат Эрик, могучий северянин, просто спал, подложив ладонь под щеку, и мирно посапывая. Золотой же, ибериец, брат Хорхе, перехватил его запястье до того, как Алый успел к нему прикоснуться, и, прищурив близорукие глаза, спросил с несвойственной ему обычно грубостью:
– Опять эта скотина поимела нас, э?
После чего от души лягнул Белого в поясницу. Тот сел, встряхнулся, как пес спросонья, и сказал, посмеиваясь:
– Давненько же из меня не вышибали дух одним ударом! Вот потеха!
– Ленивый ублюдок, – прошипел брат Хорхе, – надеюсь, ты уснул не во время боя?
Северянин осклабился.
– Какого еще боя? Ты хотел сказать – избиения младенцев?
Чтобы старшие не передрались с досады между собой, Алый торопливо спросил:
– И что теперь будем делать?
Золотой потянулся к переносице, чтобы поправить несуществующие очки, отдернул руку, выругался.
– У дальнего мыса, за портом, нас будет ждать лодка. Возвращаться в город было бы… неразумно.
Алый кивнул. Полгода назад другой гастат в алом плаще не снес насмешек горожан и зарубил какого-то зеленщика. Городские власти пригрозили, что закроют порт для кораблей Ордена, если подобное повторится.
– Все же, – решительно сказал он, – я хотел бы вернуться и поговорить с ним.
– Поговорить с ним? О чем? – удивился Белый.
– Почему избрал он такую никчемную жизнь? Что держит его в этом паршивом, провонявшем рыбой городишке? Как смеет он пренебрегать своим долгом?
– Кому это интересно? – изумленно вздернул брови Золотой. – Он должен возвратиться в Орден, вот и все.
– Но ведь мы не можем вернуть его – силой. Прошло девять лет с тех пор, как он…
– Двенадцать, – поправил его Белый. – Ну… раз так, может, и стоит… спросить у него. Поднимайся, Хорхе, старый крот, да держись за меня, пока не слезем с распроклятого холма…
– Лучше я пойду один, – сказал Алый.
– Умно. Солдат ребенка не обидит, – помедлив, сказал Белый, и в этот раз они с Золотым загоготали на пару.
– Об этом я и говорю, – без тени смущения отозвался Алый, – он меня не знает, да и, в любом случае, не опустится до поединка с кем-то в алом плаще.
– В алом ты туда не пойдешь, – отрезал Золотой, и потянулся к вещевому мешку.
Алый кивнул – гусей дразнить не стоило. Он вытряхнул содержимое своего мешка на землю, и развернул килт, который всегда возил с собой, пробормотав:
– Вот уж не думал, что пригодится…
– Ну, дела-а-а, – протянул Белый, а Золотой, лучше знакомый с обычаями других народов, встал, пошатываясь будто с похмелья, и помог Алому переодеться.
Покончив с этим, Алый сунул за пояс дубинку, пристегнул кинжал и спорран. Тронул рукоять лабриса.
– Не дури, – сказал Золотой.
– Разве что прицепишь его под юбку, – хохотнул Белый.
– Что ж, – сказал Алый, – я найму лодку в порту, когда…
– Мы подождем тебя здесь. До полудня, – сказал Золотой.
– Но не лучше ли вам вернуться на корабль?
– Подождем, – сказал Белый, и, охлопав один из камней как коня или собаку, добавил: – Здесь, в хорошей компании. Если не вернешься, пойдем за тобой, и эта скотина точно нас угробит, так что…
– Будь благоразумен, – закончил Золотой.
Они обнялись, и Алый, более не мешкая, спустился с холма, и направился к городским воротам.
– Толковый мальчишка. Далеко пойдет, – задумчиво глядя ему вслед, сказал Белый. – Это же надо додуматься – поговорить с ним!
– Было бы куда идти, – отозвался Золотой. – Орден в упадке, и если Астерий не вернется…
– Да пошел он! – сказал Белый, осторожно ощупывая шишку на темени. – Нет, какая же все-таки скотина!..
Миновав городские ворота, Алый замедлил шаг – по смешной и несколько унизительной причине. Он понятия не имел, как оказался на проклятом холме, в какой стороне находится проклятый порт, и где искать проклятый трактир.
Город, который знал он хуже, чем скверно, напоминал лабиринт, хоть и незатейливый: хаотично расположенные улочки, широкие и узкие, стекались к площадям разновысокими ступенями-лесенками, и, несмотря на то что уже почти стемнело, город заполняла пестрая толпа. Сновали торговцы. Шествовали с постным видом пилигримы – прибывшие с востока и отбывающие на восток. Распутные, кичливые храмовники, сопровождаемые невольниками-сарацинами, вызывали у горожан почти столько же приязни, сколько рыцари Быка и Чаши. Какие-то оборванцы, обнявшись, орали похабную песню, как пьяные матросы (возможно, это и были пьяные матросы), а он – он пробирался сквозь толпу с необыкновенной легкостью, и не только потому, что не вздел доспеха и не взял оружия.