Занятия бегом устраивали Алана во всех отношениях, поскольку не было необходимости в дополнительном спортивном снаряжении и общении с другими. Он не отличался ни выдающейся скоростью профессионального спринтера, ни особым изяществом движений, поскольку страдал плоскостопием, но вместе с тем он развил в себе необычайную выносливость и силу воли. Для Шерборна его успехи не значили ничего, кроме возможности назначить его (к удивлению Питера Хогга) форвардом в школьной команде. Но, как с неприкрытой долей восхищения заметил Кнуп и что было важно для самого Алана, он не был первым человеком умственного труда, который видел необходимость в развитии своей физической подготовки и получал чувство удовлетворения от работы над своей выносливостью в различных видах спорта, будь то бег, ходьба, велоспорт, альпинизм. Это была своего рода тоска по всему природному, что ему было так дорого в детстве.
В декабре он снова приехал на станцию Ватерлоо, чтобы отправиться в Кембридж. На этот раз он не стал навещать миссис Морком в ее студии. Вместо нее Алана встретили его мать и брат (уже служащий конторы солиситора в деловом квартале в центре Лондона), которым он высказал свое желание сходить в кино на фильм Говарда Хьюза о Королевских военно-воздушных силах «Ангелы ада». В Кембридже ему снова не удалось получить стипендию на обучение в Тринити-Колледже. Тем не менее его самоуверенность не осталась незамеченной, поскольку он был избран среди остальных кандидатов на получение стипендии во втором в его приоритетном списке колледжей — Кингз-Колледже. Алан стоял восьмым в списке стипендиантов на восемьдесят фунтов годовых.
Все поздравляли его с успехом. Но сам Алан не хотел останавливаться на достигнутом, ему было необходимо сделать нечто большее то, что не удалось сделать Кристоферу при жизни. Для человека с математическим складом ума и способностью решать задачи как с абстрактными понятиями и знаками, так и с предметами материального мира, стипендия в Кингз-Колледже была чем-то вроде чтения нот с листа или ремонта автомобиля — то, что казалось практичным и удовлетворяло основные требования, но не больше. Многие получили стипендии более высокого уровня и в более раннем возрасте. Весьма примечательными в этом отношении стали не слова преподавателей о его «гениальности», а рифмованное двустишие, которое Питер Хогг спел однажды на ужине:
В течение двух следующих учебных семестров Алан бездействовал — так было принято. В условиях экономики 1931 года не существовало возможностей для временной подработки. К тому моменту он уже определился с выбором основного предмета для изучения в Кембриджском университете и предпочел математику остальным наукам. В феврале 1931 года он приобрел «Курс чистой математики» профессора Кембриджского университета Годфри Гарольда Харди, классический учебник, с которого начинали все выдающиеся математики. Затем он уже в третий раз сдал экзамены на свидетельство о полном среднем образовании, на этот раз отметив математику основной дисциплиной, и на этот раз получил превосходные результаты. Кроме того он снова подал заявку на конкурс имени Кристофера Моркома и снова выиграл его.
Во время пасхальных праздников, 25 марта, он отправился в путешествие автостопом в компании Питера Хогга, который был орнитологом-любителем, и мальчика постарше Джорджа Маклюра. По пути из Гилдфорда в Норфолк им пришлось провести ночь в общежитии для рабочих, что не смутило равнодушного к роскоши и комфорту Алана (хотя и возмутило его мать). В другой раз Алан изумил своих товарищей, отказавшись от того, чтобы его подвезли, и сказав, что прогулка в одиночестве пойдет ему на пользу. Более того, в течение пяти дней он жил вместе с кадетским корпусом в бараках Найтсбриджа, оттачивая свою строевую подготовку и тактику. Этот случай поразил Джона, который вдруг обнаружил, с каким непривычным воодушевлением его младший брат теперь облачается в военную форму. Возможно, истинным интересом Алана была столь редкая возможность общения с мужчинами, которые не являлись частью изолированного мира верхнего среднего класса.