Оливейра уже был знаком с Перико и Рональдом. Мага познакомила его с Этьеном, а Этьен познакомил его с Грегоровиусом;[69] так, вечерами, в Сен-Жермен-де-Пре[70] и составился Клуб Змеи. Присутствие Маги все сразу же стали считать чем-то неизбежным и естественным, хотя всех раздражало, что ей постоянно приходится объяснять, о чем они говорят, или что половина картошки «фри» с ее тарелки разлеталась по воздуху, поскольку Мага плохо управлялась с ножом и вилкой, и картошка почти всегда попадала в волосы тем, кто сидел за соседним столиком, и приходилось извиняться и выговаривать Маге за то, что она такая неумеха. Когда собиралась вся компания, ей было не по себе, Оливейра чувствовал, что она предпочла бы общаться с каждым из членов Клуба по отдельности, гулять по улицам с Этьеном или с Бэбс, увести их в свой мир, хотя у нее никогда не было намерений увести кого-то в свой мир, и все равно она уводила, потому что это были люди, которые хотели только одного: уйти от каждодневной обыденности автобусов и сюжетов, так что, как бы там ни было, члены Клуба были благодарны Маге, хотя ругали ее на чем свет стоит по всякому поводу. Этьен, самоуверенный, как пес, и непрошибаемый, как почтовый ящик, смертельно бледнел, когда Мага, глядя на очередную картину, которую он только что закончил, выдавала что-нибудь в своем стиле, и даже Перико Ромеро вынужден был признать, что Мага «еще та телка и кого хочешь достанет». На протяжении недель или месяцев (Оливейре трудно было вести счет времени, счастлив и все тут, будущего не существует) они бродили по Парижу, разглядывая город, не мешая происходить тому, что должно было произойти, любили друг друга, ссорились, и все это не имело никакого отношения к новостям в ежедневных газетах, а также к семейным или любым другим обязанностям казенного или нравственного толка.
Тук-тук.
— Давай наконец очнемся, — иногда говорил Оливейра.
— Зачем? — отзывалась Мага, глядя, как отплывают peniches[71] от Нового моста. — Тук-тук, у тебя в голове сидит птичка. Тук-тук, она тебя долбит не переставая, хочет, чтоб ты покормил ее чем-нибудь аргентинским.
— Да ладно тебе, — ворчал Оливейра, — не путай меня с Рокамадуром. Не хватало еще, чтоб ты начала также сюсюкать с продавцом или с консьержкой, тогда точно скандала не миновать. Ты посмотри, какой-то тип не отстает от той молоденькой негритянки.
— А я ее знаю, она работает в кафе на улице Прованс. Ей нравятся женщины, у бедняги нет шансов.
— А с тобой у негритяночки что-нибудь было?
— Конечно. Мы подружились, я подарила ей мои румяна, а она мне книжечку какого-то Ретефа, нет… подожди, Ретифа…[72]
— Понятно. Ты с ней правда не спала? Для такой, как ты, это должно быть любопытно.
— А ты спал с мужчинами, Орасио?
— Ясное дело. Сама понимаешь, тоже опыт.
Мага искоса смотрела на него, пытаясь понять, не смеется ли он над ней, мало ли что придет ему в голову, когда он злой, потому что птичка долбит у него в голове, тук-тук, просит у него аргентинского корма.
69
*
70
*