(-7)
7
Я касаюсь твоих губ, обвожу пальцем линию твоего рта, будто рисую его собственной рукой, будто твои губы приоткрываются впервые, и мне достаточно закрыть глаза, чтобы все зачеркнуть и начать сначала, каждый раз под моими пальцами рождаются губы, которые я хочу, губы, которые создает моя рука, и я рисую их на твоем лице, губы, единственные из всех, которые я выбрал по своей воле, и я рисую их своей рукой на твоем лице, и этот рисунок совершенно случайный, я даже не берусь понять как, но он в точности совпадает с губами, что улыбаются из-под тех, которые нарисовала моя рука.
Ты смотришь на меня, смотришь вблизи, все приближаясь и приближаясь, мы играем в циклопа, мы смотрим друг на друга совсем близко, наши глаза становятся все больше и больше, еще сближаются, проникают друг в друга, один циклоп смотрит на другого, дыхание смешивается, губы сливаются в поцелуе, мнут друг друга, чуть прикусывают, упираясь котиком языка в зубы, играют, ласкаясь, и прерывистое дыхание несет им знакомый запах и тишину. И тогда мои руки погружаются в твои волосы, медленно лаская их глубины, и мы целуем друг друга так, словно во рту у нас множество цветов или рыб, и живое движение жизни, и ее неведомый аромат. И если мы кусаем друг друга, то боль сладка, а если чувствуем, что не хватает воздуха, потому что на мгновение перехватило дыхание у обоих, эта маленькая смерть прекрасна. У нас одна слюна на двоих, с привкусом зрелого плода, и я чувствую, как ты дрожишь, прижимаясь ко мне, будто луна трепещет на поверхности воды.
(-8)
8
По вечерам мы ходили смотреть рыб на набережной Межиссери, это было в марте, месяце, когда солнце, словно леопард, то прячется, то появляется снова, а его желтый цвет с каждым днем все больше приобретает рыжеватый оттенок. Гуляя по набережной, равнодушно взирая на букинистов, которые все равно ничего не собирались давать нам без денег, мы ждали момента, когда увидим аквариумы (мы прогуливались медленно, стараясь продлить преддверие встречи), и вот аквариумы начинали светиться в солнечных лучах, и сотни розовых и черных рыб будто парили в воздухе, подобно неподвижным птицам в стеклянном шаре. Нелепое ликование охватывало нас, и ты тащила меня на другую сторону улицы, чтобы и мы могли войти в мир плавающих в воздухе рыб.
Большие аквариумы, похожие на огромные бокалы, вынесенные на улицу, их окружают туристы, любопытная детвора и дамы, коллекционирующие экзотические разновидности (550 fr. pièce),[92] и на солнце сияют кубы и шары, наполненные водой, где пузырьки воздуха перемешиваются с солнечными лучами, и розовые и черные птицы кружатся в медленном танце, в маленькой горсточке воздуха, неторопливые, прохладные птицы. Мы рассматривали их, подойдя к стеклу почти вплотную, прижимались к нему носом, навлекая на себя гнев пожилых торговок, вооруженных сачками для ловли этих водяных бабочек, и все меньше понимали, что такое рыба, и вот так, все больше и больше не понимая, мы приближались к тем, которые не понимают сами себя, мы бродили от одного аквариума к другому и подходили так близко, как одна наша подруга, торговавшая во второй от Нового моста лавочке, которая как-то тебе сказала: «Холодная вода их убивает, тоскливая вещь — холодная вода…» А я вспомнил горничную в отеле, которая советовала мне, как ухаживать за папоротником: «Не поливайте его, поставьте ему под горшок блюдце с водой, он, когда захочет, попьет, а не захочет, не попьет…» И еще мы вспомнили одну невероятную вещь, которую где-то вычитали: когда рыба в аквариуме одна, она грустит, но достаточно поставить перед ней зеркало, и она обрадуется…