Итак, мне нелегко говорить о Маге, которая в этот час наверняка бредет по Бельвилю или Пантэну,[30] внимательно глядя себе под ноги, пока не найдет какую-нибудь маленькую вещицу красного цвета. А если не найдет, будет ходить так всю ночь, будет с остекленевшим взором рыться в мусорных баках, убежденная в том, что случится нечто ужасное, если она не найдет залога, чтобы откупить прощение или отсрочку. И так оно и есть, я это тоже знаю, потому что тоже верю в эти знаки и мне тоже порой случалось заниматься поисками красного лоскутка. С детства помню, если что-то падало на пол, я должен был обязательно это поднять, что бы то ни было, потому что, если я этого не делал, случалось какое-нибудь несчастье, не обязательно со мной, но с кем-нибудь из тех, кто мне дорог и чье имя начиналось на ту же букву, что и название упавшего предмета. Хуже всего то, что нет силы, способной удержать меня, когда что-то у меня падает на пол, и ничего не получится, если это поднимет кто-нибудь другой, — несчастье все равно произойдет. Много раз меня из-за этого принимали за сумасшедшего, да я и на самом деле схожу с ума, когда это делаю: бросаюсь, например, поднимать карандаш или какую-нибудь бумажку, выпавшую из рук, или кусок сахара, как это было однажды вечером в прибежище Вакха, в ресторане на улице Скриба, в присутствии огромного количества разномастных менеджеров, проституток в чернобурках и благополучных супружеских пар. Мы были там с Рональдом и Этьеном, и у меня упал кусочек сахара, причем он откатился довольно далеко от нашего столика. Первое, на что я обратил внимание, — как далеко он оказался, ведь вообще-то кусочки сахара остаются там, где падают, по причине своей кубической формы. А этот катился, словно нафталиновый шарик, что еще более усилило мою мнительность, так что в конце концов я решил: не иначе, какая-то сила вырвала его у меня из рук. Рональд, который меня знает, проследил взглядом за кусочком сахара и рассмеялся. Я еще больше перепугался и к тому же разозлился. Подошел официант, который подумал, что я уронил какую-то ценную вещицу, ручку «паркер» или вставную челюсть, например, но он мог только помешать мне, так что я, не говоря ни слова, ринулся на пол и стал искать сахар между ботинками и туфлями сидевших за столиком людей, которые преисполнились любопытства, полагая (и не без оснований), что разыскивается нечто весьма важное. За столиком сидели рыжая толстуха, еще одна женщина, не такая толстая, но тоже по виду шлюха, и двое менеджеров или что-то вроде того. Я сразу же обратил внимание на то, что сахара нигде не видно, а ведь я сам видел, как он упрыгал прямо под ноги сидевших за столиком людей (которые беспокойно ерзали, словно потревоженные куры). Хуже того, на полу лежал ковер, и Хотя он был сильно потерт, сахар мог забиться в ворс, и тогда мне бы не удалось его найти. Официант ползал по ковру с другой стороны столика, так что нас было уже двое четвероногих в этом курятнике, причем владельцы ерзающих ботинок уже начали, как безумные, возмущенно кудахтать. Официант был убежден, что разыскивается «паркер» или слиток золота, и когда мы в обстановке полумрака и интимной доверительности столкнулись с ним под столом нос к носу, и он спросил меня, что именно мы ищем, и я ему ответил, у него сделалось такое лицо — хоть брызгай на него фиксатором, но мне было не до смеха, страх сжимал мне желудок, и в конце концов я, дойдя до отчаяния (официант в ярости выпрямился), стал хватать туфли женщин, чтобы посмотреть, не прилип ли сахар к подметке под каблуком, тут курицы раскудахтались еще больше, а петухи-менеджеры клевали мне хребет, я слышал, как хохотали Рональд и Этьен, пока я ползал от столика к столику, и наконец нашел-таки сахар, который лежал за ножкой столика в стиле Второй империи.[31] Все были вне себя от злости, включая меня; зажав в руке сахар, я чувствовал, как он тает и смешивается с потом ладони, осуществляя свою отвратительную липкую месть, — и такие вещи происходят со мной ежедневно.
30
*
31
*