— Так чем обязан чести, джентльмены, — вопросил он, — этому неожиданному визиту?
Несмотря на утро, он уже был одет для поездки в город. Черный пиджак, полосатые брюки, высокий воротник с отогнутыми краями и серый галстук — все было в безукоризненном порядке. Они придавали ему — впрочем, это впечатление трудно описать — несколько аляповатый вид, который отнюдь не могла смягчить его раздраженная манера разговора, хоть и скрытая под покровом холодноватого и вежливого терпения.
Доктор Фелл устроился на диване. Фредерик Барлоу присел на его подлокотник. Инспектор Грэхем занял одно из мягких кресел и положил блокнот на шахматный столик.
— Все же я считаю, сэр, — неторопливо произнес Грэхем, — что для мисс Айртон было бы куда лучше остаться, как она и хотела. Боюсь, что нам придется посылать за ней.
Хотя слова инспектора вполне можно было отнести к его привычной манере начинать разговор, лицо Грэхема было полно серьезности.
— Если она вам понадобится, то мисс Айртон будет в пределах досягаемости. Тем не менее я продолжаю ждать. Итак, чем обязан столь неожиданному визиту?
— Что ж, сэр… — Прежде чем начать изложение, Грэхем пару раз откашлялся и, явно нервничая, повел плечами. — Значит, так. Сегодня рано утром у меня состоялась встреча с моим начальством и старшим констеблем. Предметом разговора было это дело. Оно не из тех, что нам нравятся. То есть начальство, как и я, не видит смысла и дальше медлить.
— С чем медлить?
— С арестом, — ответил Грэхем.
Судья Айртон тщательно прикрыл высокое окно и опустил задвижку, после чего в комнате заметно потемнело.
Вернувшись к своему привычному креслу, он сел и положил ногу на ногу.
— Продолжайте, — сказал он.
Грэхем задумался.
— Видите ли, сэр, дело обстоит следующим образом. Начиная расследование, я пошел по неверному пути. Признаю. Может, кое в чем я и разобрался, но не видел вещей, что все время были у меня под носом, пока доктор Фелл не обратил на них мое внимание.
Чехол на кресле оказался скроен из грубоватого материала, и ногти судьи ощутимо поскребывали по подлокотнику, когда он сжимал и снова разжимал ладони.
— В самом деле. — Он бросил взгляд на доктора Фелла. — Значит, благодаря вашей… э-э-э… напряженной умственной работе мы обязаны тем, что пришлось отказаться от того, в чем, казалось, мы уже разобрались?
— Нет! — твердо сказал доктор Фелл. Его громкий голос заполнил все помещение, и он понизил его. — Мне всего лишь представилась удачная возможность продемонстрировать, как было совершено это убийство. За все остальное я не несу ответственности.
— Значит, как было совершено убийство? — с нескрываемым удивлением повторил судья Айртон. — Неужели имелись какие-то сомнения по этому поводу?
— Мой дорогой сэр, — сказал доктор Фелл, — у меня не было никаких сомнений ни по одному пункту, кроме этого. И с вашего разрешения мы собираемся дать объяснения.
— Я забыл об обязанностях хозяина, — помолчав, заметил судья. — Не хотите ли освежиться, джентльмены?
— Я нет, спасибо, — сказал Грэхем.
— Нет, благодарю вас, — поддержал его доктор Фелл.
— А я бы не отказался, сэр, — сказал Фред Барлоу.
Судья Айртон подошел к буфету. Он налил виски с содовой для своего гостя, а для себя — бренди из старой угловатой бутылки. Высокий бокал он держал с такой осторожностью, словно в нем было жидкое золото, хотя в определенном смысле так оно и было. Обрезав и раскурив сигару, судья вернулся к своему креслу. Он сидел, согревая бокал в ладонях и неторопливо гоняя по стенкам его содержимое. Солнце за окнами временами бросало в гостиную вспышки света и снова темнело, когда наплывали облака. Судья спокойно рассматривал своих гостей.
— Я жду.
— Основная трудность этого дела, — сказал доктор Фелл, — заключалась в том, что, похоже, с самого начала никто не обратил внимания на одну очень важную деталь. Мы видели ее. Она буквально старалась обратить на себя наше внимание. И тем не менее в силу каких-то странных причин никто так и не понял, что она значит. Я хотел бы обратить ваше внимание вот на какой факт. Вокруг раны на голове Морелла нет следов пороха.
Судья Айртон нахмурился:
— И что из этого?
— Повторяю, — наставительно сказал доктор Фелл. — Следов порохового ожога не имеется. И мне вряд ли имеет смысл напоминать вам, что это значит. Это значит, что ствол револьвера при выстреле не находился вплотную у головы Морелла. С другой стороны, оружие должно было находиться самое малое в пяти или шести дюймах от цели, а может, и еще дальше. Больше ничего утверждать мы не можем. — Он сделал длинный протяжный вдох. — Теперь обратите внимание, что из этого следует. Мы знаем, что выстрел произошел в ту секунду, когда Морелл произнес последнее слово: «Помогите!» — обращаясь к оператору на телефонной станции. Но каким образом говорят по телефону? Почти прижимая губы к микрофону. Пуля, которая убила Морелла, была выпущена сзади. Она вошла в затылок за правым ухом. Оружие находилось на некотором расстоянии. И можете ли вы осуждать меня, что я крайне удивился, когда обнаружил на краю внутренней части микрофона — внутренней! — отчетливые следы пороха? Можете ли вы осуждать меня, что я крайне удивился, убедившись, что выстрел, произведенный с некоторого расстояния сзади, когда голова Морелла была между дулом и телефоном, не только оставил следы пороха на микрофоне, но и оказался таким громким, что лопнула мембрана?
Доктор Фелл привстал в кресле.
— Должен сообщить вам, джентльмены, — тихо сказал он, — что это невозможно. И скажу вам, что, когда в половине девятого раздался этот выстрел, ничья голова не пострадала. Берусь утверждать, что в момент выстрела револьвер находился не далее чем в дюйме от микрофона и ствол был повернут в сторону таким образом, что несколько зерен пороха все же попали внутрь. И добавлю, что выстрел, звук которого раздался в половине девятого, был не тем выстрелом, которым был убит Энтони Морелл.
Доктор Фелл сделал паузу. Он запустил руки в тронутую сединой шевелюру. На лице его читалось заметное смущение и даже растерянность.
— Пока все ясно, не так ли? — спросил он, переводя взгляд с одного слушателя на другого. — Все вы пренебрежительно отнеслись к моему интересу по поводу телефона, но я не мог не заинтересоваться им.
Судья Айртон сделал глоток бренди.
— Объяснение, — признал он, — выглядит достаточно убедительным. Из чего следует…
Доктор Фелл взмахнул рукой.
— Следует, — сказал он, — что Морелл не шептал этих слов: «Дюны». Коттедж Айртона. Помогите!» Из этого следует, что данные слова прошептал какой-то другой человек, а потом продуманно выпалил чуть ли не в самый микрофон, дабы у оператора не осталось никаких сомнений, что там произошло. Из этого следует, что вся ситуация была продумана с целью создать ложное впечатление.
— Продумана?
— Продумана убийцей, — сказал доктор Фелл, — с целью доказать, что Морелл был убит именно в это время и именно в этом месте.
Инспектор Грэхем крутил в руках блокнот. Фред Барлоу допил свое виски с содовой. Доктор Фелл продолжил повествование:
— Все стало совершенно ясно, когда в субботу вечером мы обыскали эту комнату. Значит, были два выстрела. Первым предположительно убили Морелла, который скончался еще до половины девятого. Второй прозвучал здесь. Но в барабане револьвера была обнаружена только одна пустая гильза. Следовательно, для второго выстрела убийца, должно быть, вставил в барабан второй патрон, дабы мы поверили, что произведен всего лишь один выстрел. И теперь тут появляются два интересных аспекта. Во-первых, откуда взялся этот дополнительный патрон? Неужели убийца таскал его с собой для этой цели? Или, может, отстрелянную гильзу? Или же… — Доктор Фелл прервался. С извиняющимся видом он показал на шахматный столик. — В субботу вечером, когда я напряженно размышлял над этими вопросами, мне бросился в глаза шахматный столик. Я нашел фигуры и стал крутить их в руках. И когда я рассеянно подбросил и поймал одну из них, то при всех своих слабых умственных способностях ко мне пришло озарение. Ибо я припомнил некую привычку Морелла, а именно — тот предмет, что он таскал в кармане.