Ларри Сегрифф
Игра в кости
Мои руки, лежащие на кожаном подлокотнике, окружающем стол, вспотели. Я следил, как игрок выстраивает кости, выравнивая их для отточенного броска. Не то чтобы я приехал с фермы именно ради этого конкретного броска, но был в определенной степени заинтересован в его результате.
Игрок сидел за дальним правым углом стола. Я стоял ближе к середине, на своем обычном месте возле крупье. Прямо напротив меня сидел один из двух сборщиков, которые собирали проигрыши и выплачивали выигрыши. Между ними сидел человек в костюме. Я не знал, каков его официальный титул, но про себя называл его именно так. Он управлял столом одним своим присутствием, вбрасывал деньги и следил, чтобы игра шла в открытую.
Ни на кого из них я не обращал внимания. Повернув голову в сторону игрока, я имел возможность наблюдать за молодой женщиной, стоявшей справа от меня. Я ее не знал, но не мог отвести от нее глаз.
Дело в том, что она была великолепна. Лет двадцати пяти, с ошеломляющими рыжими волосами. Я готов был поставить ферму за то, что ее с удовольствием взяли бы в любое шоу в городе, даже если бы она не умела танцевать. Мой взгляд, устремленный на игрока, то и дело наталкивался на ее грудь. На женщине было полуофициальное вечернее платье, почти закрытое, но ей и не требовалось обнажаться. Она приковывала к себе внимание безо всяких усилий со своей стороны.
Но я наблюдал за ней не по этой причине, во всяком случае, не только по этой. Нет, она волновала меня, потому что была одна. Красивые молодые леди не залетают в этот городок сами по себе. Обычно женщины без сопровождения выглядели наподобие дамы, сидевшей на другом конце стола, — под шестьдесят или старше, с избытком веса. Она выкладывала на стол каждый грязноватый четвертак с таким видом, словно это была недельная прибыль ее бакалейной лавки.
Это было неестественно, и мне во что бы то ни стало хотелось разузнать, в чем тут дело.
Игрок разложил кости, как ему хотелось. Я вновь взглянул на свою ставку, просто чтобы проверить себя. На первом броске он выбросил шесть, установив этот результат как отправной. Каждый сидящий за столом сделал ставку, сказав, что он «пройдет», то есть выкинет еще раз шесть прежде, чем выкинет семь. Так сделали все, кроме меня. Я же сказал «не пройдет», поставив двадцать пять долларов на то, что он выкинет семь до следующей шестерки.
Своей ставкой я вызвал несколько косых взглядов. Так всегда бывает. Игроки в кости подозрительны и не любят людей, ставящих против них.
Мне, если честно, наплевать. По моей системе мне нужно было, чтобы выпало семь. И пусть другие на меня пялятся.
Игрок высоко подбросил кости, выкрикнув при этом: «Давай, шесть!»
Я улыбнулся. Он должен был молиться мне, а не костям.
Когда маленькие красные кубики упали и запрыгали, я слегка нагнулся и мысленно схватил один из них, убедившись, что он лег шестеркой кверху. О другом я не беспокоился. Если сверху окажется единица, чудесно, я возьму свой выигрыш и сделаю новую ставку, но если он покажет другое число, это тоже будет чудесно. За этим столом существует множество возможностей для ставок помимо «пройдет» — «не пройдет», и иногда я ставлю на них. На этот раз, однако, я не стал этого делать и не очень из-за этого переживал.
Кости показали десять. Некоторые выиграли немного денег и возликовали. Другие вздохнули и посмотрели на меня, радуясь, что это не семь. Все они вновь сосредоточились на игроке, когда крупье выкрикнул «Десять!» и подвинул кости обратно к человеку за дальним концом стола.
И в этот момент рыжеволосая повернулась ко мне и спросила: «Как у вас дела?» Голос у нее был столь же сексуальный, как и все остальное, — низкий, горловой и полный энергии.
Меня не смутила нескромность вопроса. За этим столом подобные слова означают лишь одно. Я взглянул на сборщиков напротив. «Примерно поровну», — сказал я, и это было правдой. У меня были свои правила, — нацеленные в основном на то, чтобы мне не переломали ноги, — и одно из них гласило: никогда не выигрывать слишком много за один раз. «А как у вас?» — впрочем, мне не стоило спрашивать. Я следил за ее ставками и за ее проигрышами в течение последних сорока пяти минут, пока она стояла рядом.
Она пожала плечами, произведя этим движением интересные метаморфозы в облегавшей ее субстанции, и сказала: «Кажется, стала беднее на пару сотен». Я кивнул. Это было похоже на правду.
— Здесь немногие все время ставят на «не пройдет», как вы. Это срабатывает?
Я усмехнулся.
— Ну, не всегда. Как я уже сказал, примерно поровну, а я здесь уже больше часа. — Мне хотелось дотянуться до нее, и не только физически, но я не мог. Мои способности не действуют в таком направлении. Я могу повлиять на движение костей и проделываю подобные вещи. Но читать ее мысли для меня все равно что разбирать иероглифы. И это было плохо. Я наблюдал за ней: каждый проигрыш, казалось, становился для нее тяжелым ударом, и мне хотелось знать, почему.
Печальная истина заключается в том, что красивой молодой женщине гораздо труднее причинить боль, чем старой развалине. Весь мой опыт говорил, что эта молодая леди, проигрывая, теряла лишь несколько доз кокаина, в то время как старая кошелка по другую сторону стола скорее всего проигрывала шанс на полноценное питание в течение этой недели. Тем не менее, даже зная это, я желал помочь именно рыжеволосой соседке справа.
— Послушайте, — сказал я, слегка наклоняясь к ней. До меня донесся запах ее духов, тонкий аромат жасмина; я вновь улыбнулся. Бывали времена, когда мне хотелось управлять людьми. Сейчас настал как раз один из таких моментов. — Я наблюдал за этим столом. У меня предчувствие, что скоро здесь станет жарко. И вот что я вам скажу: почему бы вам не ставить некоторое время так же, как я? Если я прав, вы сможете заработать немного наличных денег.
Она пристально посмотрела на меня. Игрок приготовил кости за рекордное время и бросил их, но я даже не обернулся. Мне не обязательно контролировать каждый бросок. Мне не обязательно выигрывать каждую ставку. Достаточно лишь выигрывать понемногу каждый день.
— А если вы ошибетесь? — спросила она.
Я пожал плечами.
— Что ж, именно это и называется игрой.
Я отвернулся, не желая оказывать на нее давление, и сосредоточился на столе. Тот сборщик, что сидел ближе, забрал мою ставку, а это означало, что игрок выкинул шесть. Так и знал, что нельзя оставлять его без контроля.
Крупье вновь приготовился подвинуть кости.
— Внимание! — выкрикнул он. — Делайте ваши ставки!
Я залез в карман и бросил стодолларовую купюру. Я ставил главным образом красные пятидолларовые фишки и лишь иногда делал более крупные ставки. Сейчас передо мной лежало совсем немного фишек. Как только я извлек наличность, оба — и сборщик, и человек в костюме — переключили на меня внимание.
— Покупаю очки, — сказал я и положил зеленую двадцатипятидолларовую фишку на линию «не пройдет».
Купить очки — это все равно что ставить «пройдет» на каждое число, которое заявлено, за исключением тех чисел, которые автоматически выигрывают или проигрывают. Я делаю это нечасто, потому что это гораздо труднее, к тому же проигрыш гораздо вероятней.
Сборщик дал мне сдачу — ее осталось немного — фишками, и крупье подтолкнул кости к игроку. Я буквально ощущал на себе горящий взгляд рыжеволосой, но не поворачивался в ее сторону. Это было ее решение...
Игрок собрал кости и начал выравнивать их. Как раз перед тем, как ему предстояло бросить их, в самый последний момент, когда еще разрешается делать ставки, я увидел на столе стодолларовую банкноту.
— Покупаю очки, — сказала она чуть слышно, но мне уже было не до нее. Все мое внимание было приковано к прыгающим кубикам.
Это было почти за пределами моих возможностей — пытаться управлять двумя скачущими кубиками и всеми их двенадцатью гранями. Не то чтобы они были тяжелыми — я могу поднимать и более массивные предметы, — все дело было в сложности. Тончайшие изменения в углах наклона оказывают колоссальное воздействие на результат — два числа на верхних гранях. Обычно я воздействую сначала на один кубик, заставляя его показать, скажем, шесть. Затем мне лишь предстоит убедиться в том, что другой не покажет единицу. Выпадет семерка, и я потеряю все свои ставки, кроме «не пройдет». Любое другое число либо принесет мне деньги, либо не произведет никакого эффекта.