В коробке лежали фотографии, рассортированные по разноцветным конвертам. На обратной стороне плотных карточек, похожих на открытки, были напечатаны слова или цифры.
Смотреть на них было нельзя – только на сами картинки.
Разложив карточки и конверты, отец показал мне одну из них и попросил внимательно рассмотреть.
На фотографии тигр крался сквозь густые заросли джунглей.
Вскоре он отложил ее и показал новую карточку, в этот раз с женщиной, которая сидела за композитным столом на кухне, отделанной в стиле пятидесятых, и разбиралась с документами.
Мама спросила, есть ли между двумя картинками сходство. Оно было: рисунок на шкуре тигра в некоторых местах совпадал с рисунком на обоях.
Тогда отец показал третью карточку.
На ней был изображен музыкальный автомат из дешевого бара, на котором стояла бутылка пива.
Отец спросил, есть ли сходство между второй и третьей фотографиями. Да; время на кухонных часах совпадало с количеством песен в музыкальном автомате.
Он продолжил показывать фотографии, пока не нашлись те, в которых не было сходств.
И тогда игра завершилась.
Потом мы часто играли в «Связи». Сидеть так с родителями было весело, но вскоре мне наскучило разглядывать картинки и выискивать между ними неочевидные закономерности. Игра надоела, и при виде черной коробки с оранжевыми буквами в груди вставал ужас.
Но последняя партия в «Связи» прошла совершенно иначе.
Родители отвели меня в кафе поесть блинчиков. Они не взяли с собой никаких фотографий.
Теперь мы искали связи в реальности.
Отец сказал, что искать нужно что угодно, лишь бы между предметами нашлось что-то общее.
Какое-то время заметить ничего не получалось, и только перед самым уходом на глаза мне попалась девочка в футболке с лошадью. Почти такой же, как на картине, висящей над входом в кухню.
Девочка с родителями вышли на улицу, и мы пошли следом.
Пока мы стояли у входа в кафе, к остановке подъехал автобус, расписанный рекламой выставки в Художественной галерее Фрая. На рекламе была изображена лошадь, вставшая на дыбы, как и лошади с футболки и картины. Мама схватила меня за руку, и мы побежали к автобусу.
Мы не успели. Родители, посовещавшись, отвезли меня в галерею на машине.
В музее мы сразу же направились к картине со вздыбленной лошадью из рекламы. Что-то в ее названии и номере каталога привело нас в парк. Я уже не помню, в какой конкретно, но там точно были небольшой фонтан с чьим-то бюстом и открытая сцена.
Пока родители азартно обсуждали цифры, связанные с картиной, мне захотелось осмотреться.
Нашли меня минутой позже по оглушительным воплям.
Передо мной возвышались огромные бетонные шахматы.
От погоды их защищала металлическая крыша, а вокруг стояли четыре каменные скамьи. Мне взбрело в голову забраться на доску и поиграть в воображаемые шахматы. Родители совсем недавно научили меня играть, и мне очень нравилось наблюдать за движением фигурок. Конечно, выигрывать из-за возраста доводилось редко, но правила шахмат и бесконечные варианты развития игры приводили меня в восторг.
В голове разыгралось сражение: слоны, пешки, ладьи и все остальные сталкивались между собой, а мне оставалось лишь претворять их движения в жизнь. Шахматная доска превратилась в поле боя, и квадраты сменялись под моими уверенными шагами, а маневры отражали борьбу черных и белых фигурок за власть. Но когда черный конь победил белую пешку, что-то вдруг изменилось. Меня охватила сильнейшая паника, а на периферийном зрении вдруг зашевелились темные тени. Казалось, что собственные глаза меня предали. Ноги примерзли к полу. Пошевелиться не получалось.
В тот день меня впервые охватило то самое чувство, что несколько лет спустя вернулось в пикапе Энни и Эмили Коннорс; «серое чувство» – так я его теперь называю.
Первые признаки серого чувства – щекотное покалывание в глазах и низкая пульсирующая вибрация где-то внизу живота. Потом она стремительно взмывает вверх, трепещет, как моль в легких, и руки с ногами тяжелеют и провисают, а под конец во рту начинает вязко, мелко покалывать. А еще в голове встает низкий пустотелый металлический гул, от которого ничего не спасает.
И впервые это ощущение накрыло меня именно там, на огромной шахматной доске посреди парка. Но на этом кошмар не закончился.
Мне вдруг показалось, что парк пропал и мир вокруг изменился.
А еще – что рядом со мной кто-то есть.
Или не кто-то, но что-то – что-то холодное. Помню, как страшно мне было смотреть вверх, потому что оно ждало именно там. И если бы у меня получилось увидеть его – оно бы тоже меня увидело.