Но, как бы там ни было, ему все равно придется заехать сюда — забрать камеру и покончить с этим делом. Сгущались сумерки, и Элла, сидя в темноте, попыталась представить, как это будет. Что ж, по крайней мере, они встретятся еще раз. И сердце мучительно сжалось — ей так хотелось снова увидеть его!
Элла с тоской посмотрела на телефон. К счастью, сейчас она одна, и никто не помешает ей позвонить. Поколебавшись немного, она сняла трубку и набрала знакомый номер:
— Привет, мам.
Голос матери в трубке зазвенел от радости, и на сердце у Эллы сразу потеплело. Поджав под себя ноги, она уселась на диван, сама удивляясь, почему так давно не звонила домой.
— Дорогая! Как дела?
— Честно говоря, не очень.
Элла вдруг осеклась. Даже в детстве у нее не было привычки плакаться матери в жилетку — не такие у них были отношения.
— Тогда я дам тебе папу, — сказала мать — так она делала всегда. — Он заперся у себя в кабинете и залез в Интернет. Но если я тебя не позову, он страшно разозлится.
И тут Элла внезапно поняла, что ей вовсе не хочется разговаривать с отцом. Дикость какая — она позвонила именно для того, чтобы услышать его голос, а теперь едва удержалась, чтобы не бросить трубку. Элла вдруг осознала, что хочет поговорить не с отцом, как обычно, а именно с матерью. Какая удача, что именно мама взяла трубку!
— Нет, не надо, мама, — заторопилась Элла, испугавшись, что она отправится за отцом. — Мне нужна именно ты.
— Я? — удивилась мать. В трубке повисло долгое молчание. Они обе не знали, что сказать. Элла задумчиво потрепала Симона по голове. Обычно она всегда подолгу беседовала с отцом — о работе, о жизни, о чем угодно. Элла поверяла ему свои честолюбивые планы, прекрасно зная, что со временем он расскажет обо всем матери. Но до сих пор ей почему-то никогда не приходило в голову, что в ее близости с отцом есть нечто необычное. Она и сейчас бы ничего не заметила, если бы не удивление в голосе матери: — И о чем же ты хотела со мной поговорить?
— Ну… если честно, то о мужчинах.
— О мужчинах?! — Снова наступило молчание. Потом в трубке раздался заливистый смех. — Вот это здорово! — отдышавшись, продолжала мать. — А я-то, признаться, думала, что такие пустяки тебя не интересуют.
— Ой, мам, только не вредничай, хорошо? Конечно, интересуют. Только на этот раз все у меня как-то не так…
— Ладно… — Послышался шорох, и Элла догадалась, что мать устраивается для долгого разговора. Скорее всего, она подвинула к телефону свое любимое кресло. Интересно, какое сейчас у матери стало лицо, гадала Элла, особенно после предупреждения, что разговор пойдет о мужчинах. Элла никак не могла начать разговор. И страшно удивилась, когда услышала себя:
— Я… Послушай, мам, папа когда-нибудь тебе изменял?
После этих слов в трубке стало так тихо, что у Эллы зазвенело в ушах. Наверное, не надо было об этом спрашивать, догадалась Элла. Мать по-прежнему молчала. Не понимая, что это значит, и только предчувствуя что-то неприятное, Элла крепко прижала трубку к уху.
— Подожди минутку, — резко проговорила мать.
Элла услышала какой-то неясный шорох, потом стук каблуков, а вслед за этим скрип двери. Господи, неужели она помчалась за отцом? А может, вопрос так ей неприятен, что она расстроилась и плачет где-нибудь в уголке, уткнувшись головой в подушку? Внутри у Эллы будто все оборвалось…
— Вот так, теперь лучше… — Это был голос матери, только теперь он звучал громче и даже будто уверенней. — Не хотела, чтобы папа случайно услышал наш разговор. — Потом снова наступило долгое молчание. От волнения Элла даже забыла дышать. — Да, Элла, пару раз случалось. А почему ты спрашиваешь об этом? Вернее, почему вдруг именно сейчас?
Слезы подступили у Эллы к глазам, и она сердито смахнула их тыльной стороной руки.
— Понимаешь, я догадывалась, — сочувственно произнесла она. — Просто хотела знать точно.