Генри вытянул шею, а Итан знаком отказал девушке с сигаретами.
— Такие, как вы, всегда отказываете таким, как я, — пробормотала она, отходя. К ним подошел метрдотель, неся меню.
— Следуйте за мной, джентльмены, — позвал он. — Сегодня вам повезло: у нас есть столик прямо напротив сцены.
Генри много раз слышал эту песню по радио, но никогда еще ее не исполняли так трепетно и нежно. И музыка ничуть не походила на ту, что играла группа Оззи Нельсона. Было в ней что-то неспокойное, непредсказуемое, словно все писаные и неписаные правила разлетелись на осколки. Поняв это, Генри почувствовал, что на лбу выступил пот, а кровь быстрее побежала по жилам, отчего волоски на руках и затылке встали дыбом.
Флора перешла к припеву.
Худощавый молодой контрабасист держал ровный ритм, удерживая Флору в рамках написанных нот. Отчего-то Генри немедленно возненавидел этого парня, его усы, высокую прическу, отглаженный смокинг и то, что он смотрел на Флору, как на свою вещь. Музыка ускорилась, а вместе с ней и пульс Генри, и теперь куплет играла уже вся группа. Песня напоминала разговор клавишных, контрабаса, саксофона, двух труб и пары начищенных тромбонов, превращавших отражения канделябров в движущиеся звезды.
Генри словно нырнул в озеро Вашингтон в жаркий день: прохладная вода и понимание, что дышать он сможет только всплыв. Он едва осознавал, что Итан что-то говорит и тычет в меню.
— Прошу прощения? — переспросил он, не в силах оторвать взгляда от Флоры.
— Я говорил, — четко разделяя слова, повторил Итан, — что заказал тебе джин с тоником и ребрышки с капустным салатом. Если тебе по душе такая еда, в этом клубе она самая лучшая.
Генри довольно долго осмысливал слова друга. Мозг словно вынуждал его распутывать буквы, будто смотанные в клубок.
— Да, мне она нравится, — наконец произнес он.
— Да что с тобой такое? — с мрачным лицом поинтересовался Итан. — Хоть бы еда оказалась достойной, потому что эта музыка мне не по нраву. И клуб этот похож на ночлежку. Он даже хуже ее платья. — Итан махнул рукой в сторону сцены, и этим взмахом загасил свечу.
Генри снова посмотрел на платье, не понимая, что такого криминального видел в нем Итан. В свете прожекторов пайетки подчеркивали изгибы фигуры Флоры, к которым ему хотелось прикоснуться. А клуб… да, ему не помешал бы ремонт, но какому месту он бы помешал? Итан и его семья, возможно, не почувствовали на себе того груза, который последние восемь долгих лет давил на большинство населения страны, но Генри никогда не забывал, что от нищеты его спасла дружба.
Официант принес их заказ и наклонился зажечь свечу, а Генри сосредоточился на Флоре, надеясь, что она тоже его увидит. Едва огонек загорелся, в ее глазах мелькнул проблеск узнавания, плечи быстро расправились, а голос на долю секунды сорвался. Она отвела взгляд, а Генри откинулся на спинку стула, заставляя себя дышать.
В его мысли вторгся голос Итана:
— Полагаю, вот в этом и суть настоящей жизни. Ты никогда не можешь жить так, как мечтаешь.
Генри залпом допил коктейль, чтобы на это не отвечать. Если говорить о мечтах, то его воображение никогда раньше не рождало чего-то настолько сильного, как сейчас, под воздействием голоса Флоры. Единственное, что ему оставалось — сидеть и впитывать в себя эти волшебные ноты, стараясь не замечать неодобрительный взгляд Итана.
После концерта Генри стоял в переулке за клубом и стучал в неприметную дверь, а Итан, и не пытаясь скрыть стыд, отвернулся лицом к улице. Никто не отвечал. Генри минуту подождал и постучал снова.
— Пойдем, Генри, — увещевал Итан, звеня ключами от машины. — Тебе непозволительно ввязываться в неприятности. Давай уйдем отсюда, пока не случилось плохого. В лучшем случае ты выставишь себя дураком, а в худшем… в худшем это может оказаться глупейшей из твоих идей. Мы не пишем о ней статью. Ни сейчас, ни потом. Твое любопытство ничем не оправдано. Идем отсюда.
Генри поднял руку, чтобы постучать в последний раз, но тут дверь открылась и на порог вышел конферансье — высокий мужчина с щелью между передними зубами, в которую можно было бы просунуть пятак.