— Ни словом не обмолвлюсь.
Среда, 5 мая 1937 года
Генри и Итан вернулись с неудачного бейсбольного матча и увидели Аннабель, которая рыдала, лежа ничком у одной из колонн, поддерживающих навес над воротами. Будь это кто-то другой, Генри бы заподозрил, что в семье трагедия. Но Аннабель, скорее всего, просто ударилась.
— Что стряслось на этот раз, Белль? — спросил Итан.
— Мама! Мама стряслась! — Малышка перекатилась на спину и, всхлипывая, прикрыла лоб рукой.
— Не кричи это так громко, — усмехнулся Итан.
— А ты не смейся надо мной!
— Итан прав. — Генри подавил смешок. — Она может заставить тебя есть брюссельскую капусту или еще что похуже.
— Она не хочет учить меня кататься на велосипеде! — пожаловалась Аннабель. —Говорит, что это занятие не для леди.
— Она просто сама не умеет, — сказал Итан. — Но я тебя научу. В выходные.
— Я хочу сейчас! — воскликнула малышка, села и отряхнула платье.
— Прости, детка, но завтра в школу, и мы устали после игры, — отказался Итан.
— Я тебя научу, Белль, — предложил Генри.
— Правда? — Аннабель встала, вытерла нос и запрыгнула Генри на руки. Он поймал ее и притворился, что чуть не упал, но на самом деле девочка была легкой как пушинка.
Итан пожал плечами:
— Ты ее балуешь. Но мне плевать.
— Утрись, — сказал Генри, протягивая малышке платок. — Возьмем старый велосипед Итана и пойдем в парк. — Ему хотелось слегка развеяться перед тем, как садиться за математику.
В парке Генри помог Аннабель спустить велосипед со ступенек, ведущих к дорожкам, на ходу объясняя, как крутить педали и как центробежная сила помогает держать равновесие во время езды по дорожкам вокруг прудов, напомнивших ему о дне встречи с Чарльзом Линдбергом. Тогда ему было примерно столько лет, сколько сейчас Аннабель. Странно. Он годами не вспоминал о том дне.
— Я не дурочка, — фыркнула Аннабель, — и знаю, как ездить. Тысячу раз видела вас с Итаном на велосипедах. Ты просто подтолкни меня.
— Договорились. — Генри помог ей взобраться на велосипед. — Готова?
— Готова.
— Хорошо, на счет три.
— Только не отпускай.
— Ты же сказала, что знаешь, как ездить.
— Конечно, знаю. Просто не хочу, чтобы ты отстал.
— Один, — начал Генри.
— И не беги сильно быстро.
— Два.
— И не отпускай!
— Три! — Генри потрусил рядом с велосипедом, крепко держась за сидение. — Крути педали, Аннабель! — Он представил, как она падает в пруд и запутывается в кувшинках.
— Я кручу!
— Ты просто шевелишь ногами, я же вижу. Работай мышцами!
— Вот так лучше?
— Прекрасно. — Генри ускорился, чтобы не отставать.
— Думаю, у меня талант, — хихикнула Аннабель.
— Безусловно. Давай, крути. — Генри хотел, чтобы малышка прокатилась по ровной дорожке от одного пруда до другого.
Когда Аннабель поднажала на педали, где-то рядом чирикнул воробей. Генри поднял глаза и увидел девушку в зеленом пальто, белых перчатках и черной шляпке. Это была Флора, и она спускалась по ступенькам чуть впереди. Ну конечно, это она. Генри показалось, что он призвал ее сюда силой мысли. Закрывая глаза, он видел только ее и знал, что рано или поздно откроет их и увидит ее по-настоящему, подальше от клуба и от Итана, где они смогут быть просто двумя людьми, стоящими под одним небом.
— Аннабель, давай поучимся останавливаться, — сказал он, пытаясь замаскировать волнение.
— Не хочу.
— Аннабель, — предупредил он, — придется.
Он потянул сидение на себя, но упрямица сильнее нажала на педали и вырвалась. Генри погнался за ней, но не успел остановить: Аннабель упала прямо перед Флорой и разразилась слезами.
— Генри, ты меня отпустил! Отпустил!
Генри присел рядом и положил руку ей на плечо. Поднял глаза на Флору и вспомнил давно забытый эпизод в парке. Он едва не сбил девочку. Ему показалось, что та девочка была очень похожа на Флору, да и звали их одинаково. Совпадение казалось одновременно невозможным и неизбежным. Помнит ли она тот день? Неужели та девочка — это она? Генри не осмеливался спросить. А тут еще Аннабель рыдает белугой. Ей точно прямая дорога на радио, станет там звездой. Происходящее все больше напоминало катастрофу.
— Прости, — повинился он, вытирая Аннабель слезы.
— У малютки хороший голос. — Флора выглядела еще красивее, чем на сцене, и уж точно менее серьезной, когда присела, чтобы утешить ребенка. — Ты знаешь какие-нибудь песни?