Айден первым нарушил молчание.
— Что это ты притихла, Энн? Что-то тебя беспокоит?
Она больше не могла держать это в себе.
— Ты убил Робби Ганна? Он был тем самым человеком, которого ты убил?
Ее слова настолько удивили Айдена, что он от неожиданности натянул поводья. Лошади остановились посреди дороги. Глаза его сузились.
— Нет, — твердо заявил он. — Я не убивал Ганна.
— Тогда кто это сделал?
— Никто.
Подстегнув лошадей, он рассказал ей обо всех событиях прошлой ночи.
Когда он закончил, Энн с облегчением перевела дыхание.
— Я очень хотела верить, что ты на такое не способен, и все же мы были в настолько отчаянном положении… Я не знала, что происходит.
— А я и не хотел, чтоб ты знала. Чем меньше знаешь, тем лучше для тебя.
— Айден, я никогда бы тебя не выдала.
Он взглянул на нее.
— Я знаю. Ты не из той глины слеплена, чтобы оказаться способной на предательство. Ты слишком честна, Энн.
— Ах, если бы я такой не была! — мягко пожаловалась она. — Как бы мне хотелось оставаться безразличной! Когда человеку не все равно, ему можно причинить боль.
— Ты не представляешь, как можно жить иначе. — С минуту он разглядывал макушки лошадиных голов, после чего сказал: — В этом мы с тобой похожи. Нас нельзя переделать, превратить нас в таких, какими нас хотят видеть другие.
— Возможно.
Он нахмурился.
— В чем дело, Энн?
Она поначалу не решалась, но все же сказала:
— Почему ты именно вчера вечером решил консумировать наш брак?
Ее вопрос его удивил, и он ухмыльнулся.
— Ты действительно хочешь узнать, почему я захотел заняться любовью со своей женой, когда на мою шею вот-вот готовы были накинуть петлю?
— Ты действительно этого боялся?
— Да, — сказал он с горечью. — Я действительно поверил в то, что Ламберт победит.
— Поэтому ты и решил заняться со мной любовью — эдакая дерзкая выходка, чтобы выбить его из колеи? Что ж, это сработало. Ламберт в разговоре с полковником Уизерспуном назвал тебя племенным жеребцом, поэтому тот и поверил, что ты крепко спишь после такого бурного вечера.
— Правда, поверил? — рассмеялся Айден, но Энн не видела в этом ничего смешного. — Успокойся, я всего лишь пошутил.
Она напряженно рассматривала свои руки, лежащие на коленях. Эти переживания были для нее настолько новыми и непривычными, что она не знала, как реагировать.
— Я хотел, чтобы с тобой все было в порядке. Консумировав наш брак, я удостоверился в том, что о тебе позаботятся: на случай если вдруг мне не удастся обвести Ламберта вокруг пальца.
Она поглядела на него.
— И все? Ты просто хотел, чтобы обо мне было кому позаботиться? — На миг у нее возникло сильное желание спихнуть его с коляски. Она даже представила, как он кубарем летит на дорогу, вверх тормашками.
— Я ожидала услышать несколько другое признание, — сказала она. — Что-нибудь, связанное со страстью.
— Что-то вроде признания в любви?
Энн застыла в напряжении.
— Только в том случае, если это действительно так.
Он встретился с ней взглядом.
— Энн, я люблю тебя. Порой мне кажется, что ты самая невыносимая женщина из всех, кого я знаю… и в то же время моя вторая половинка, которой мне так не хватало. Я так долго тебя ждал. И я консумировал этот брак, потому что хотел, чтобы мы стали одним целым.
— Правда? — Она затаила дыхание. Годы кочевания от одних родственников к другим научили ее осторожности.
Он улыбнулся, в глазах его блеснуло понимание.
— Да, Энн. Я люблю тебя. По-настоящему. И буду любить так всегда.
— Пока смерть не разлучит нас, — еле слышно добавила она.
Глаза его вновь обрели свой блеск.
— И после смерти тоже. Кельвин — наш дом. Твое место всегда будет рядом со мной.
Энн не знала, смеяться ей или плакать. Поэтому она засмеялась и заплакала одновременно, простирая к нему руки и обнимая с такой силой, что и вправду едва не столкнула его с кареты.
Она крепко прижала его к себе.
— В моей жизни не будет больше никого, кроме тебя.
— Я тоже принадлежу тебе и только тебе.
— А как же «девочки-виски»? — спросила она, удивленно округлив глаза.
— Ну…
И тогда она его поцеловала. Это был полноценный поцелуй, в который она вложила всю свою любовь к нему. И когда она закончила, он воскликнул:
— Да разве нужны эти «девочки-виски», когда моя жена умеет так целоваться! — Они оба рассмеялись. — Ну, все, Энн, поехали домой.
Домой. Она вспомнила тот день, когда впервые услышала, как он назвал Кельвин своим домом. Теперь же она знала, что дом — это там, где он, где бы он при этом ни находился.