— Мэт мог бы бездельничать, по крайней мере не жить в Лос-Анджелесе до февраля, но любит зимовать в Калифорнии. Разумеется, дело не только в этом.
— О чем ты?
— Ему предложили отсидеться несколько игр сезона, хотя бы до начала следующего года, но Третий на площадке, как обычно. Значит, минут тридцать в игре. Его решение — никаких поблажек.
Боже…какой идиот.
— Здравствуйте, мистер Эйнер, миссис!
— Мы кажется договорились на Мэрилин, Джуди. — улыбается.
Плечи Сабрины подрагивают в смехе.
На этот раз мама Мэта села рядом, и через нее Якоб.
Как мне нужно себя вести? Без понятия. Потому что теперь между нами что-то да есть. Мы официальное съехавшаяся пара, но факт, что Мэт при них сказал, что мы занимались сексом, и мне понравилось…хочется рычать. Хотя кто бы об этом не догадался.
Следующие три часа не столько слежу за счетом, сколько за Мэтом. Мне больно от каждого его приземления при высоком прыжке, хотя играет, как и до этого. Я ведь не заметила на первой своей игре в Юнайтед-центре, что с ним что-то не так. Это…обычное дело. Болеть начинает, когда ставят диагноз. Я в этом убедилась.
— Зато было красиво.
Мэту не нравится, что я на форде, он предлагал взять одну из своих. И думаю, он расстроен поражением, хоть Рина и сказала, что это не трагедия.
— Это не игра ради игры, Ведьмочка.
Он закидывает сумку на заднее сиденье, открывает передо мной дверь. Пару секунд безмолвно препираемся, кто поведет машину. Мэт сдается, встаю на носочки, ему все равно нужно наклониться, чтобы коснуться моих губ.
— Что не говори, а мне нравится, как сегодня прошло.
— Такое бывает, Джуд. Нам платят за победу, не нужно меня успокаивать.
— Отлично, потому что тогда я спрошу про возможность, которой ты не воспользовался. — за ним закрывается дверь на пассажирском — Ты в порядке? Не лучше ли пропустить пару игр?
— Да, Джуд. Сегодня мне понадобится только фиксация. — недовольно — Это мило, но уж точно не твое дело.
Мэт поднимает руку, прощаясь с Терри, чуть улыбаюсь ему. Выезжаем с парковки со стороны погрузки, она ведет к другому шоссе, то есть по объезду, чтобы точно никто не заметил.
— Да, знаю как и то, что ты сам справишься.
— Прости. — потирает переносицу.
— Мэт, все в порядке. — это так, потому что мы действительно не та самая пара, в которой обсуждаются подобные вопросы, в которой волнуются — Если захочешь поговорить или мнения, то я готова. Договорились? А так оставляю наедине с мыслями о том, что дома тебя ждет стейк, Каланча.
— Блядь. Ты называешь меня так, когда злишься.
— Вовсе нет!
Мэт целует меня в изгиб шеи и плеча.
— Спасибо, Тыковка.
Это было не за стейк.
ДЖУДИ
Я не знаю, что происходит в жизни. Многое изменилось, но при этом все по-прежнему. Будто я всегда жила в пентхаусе и бегала от двухметрового мужчины, желающего меня зацеловать. Или вела пары по понедельникам, отвлекаясь на Мэта, а в другие рабочие дни на место, где он обычно сидит. Да, работа — одна из отличнейших частей повседневности.
Мэт лишь на один день чаще уходит по утрам на командные тренировки, в основном возвращается не позднее двух-трех. Но у него есть съемки, встречи с менеджером, с Андре. Так что мы работает полные рабочие дни, стараясь подстроиться друг под друга. И казалось бы праздничные дни, каникулы, которые все так ждут, чтобы выдохнуть, не привносят свежего воздуха. Может, он нам и не нужен.
Я в замешательстве вспоминаю слова Бетти и Крис. Мэт неподходящий. Тогда почему на языке все время на слово на букву “Л”? И в какой-то момент кажется, что произносить его не нужно, оба все понимаем. Но скорее это я влюбленная дура. Все додумываю. Пока нам хорошо вместе, стоит помалкивать.
ГЛАВА 12
МЭТ
Вечером тридцатого октября ко мне могла выйти только одна женщина и только в одном костюме.
— Ммм…так мы не на Хэллоуин, а оделись по-домашнему? — улыбается она.
— Именно, Ведьмочка. Выглядишь идеально.
На ней черное короткое платье с вырезом до солнечного сплетения, но его покрывают вторым слоем кружева, делая юбку пышнее, рукава свободными. Никуда без действительно огромной шляпы и перчаток в ее руках.
— Надену позже.
Волос Джуд едва ли не горят в этом мраке одежды и макияжа.
— Сколько должен сказать пошлостей, что, очевидно, мы никуда и не торопимся, прежде чем поймешь, насколько я потрясен?