— Об этом даже не заикайся, – сердито произнес Ивар. – Самоубийство – не выход. Где гарантия, что после все не начнется снова? Я больше чем уверен, что ты уже проделывала это когда-то тогда. И ничего не изменилось.
— Я? – переспросила Лиана. – Ты уверен, что именно я?
— Да. Я не могу объяснить, почему, но я это знаю.
— Можешь, – уверенно возразила Лиана. – Просто боишься меня обидеть. Это была я, потому что основная причина происходящего – во мне. Только я этого не помню.
— Я тоже помню не все, – сказал Ивар. – Иногда всплывает целыми кусками, иногда какими-то короткими моментами, эпизодами… Жизней пять я уже насчитал, но мне кажется, их было гораздо больше…
— Или будет, – добавила Лиана.
— Или будет, – согласился Ивар. – Кто знает, где здесь конец и где начало… И будут ли они вообще…
— Но ведь твердой уверенности у тебя нет? В том, что я это сделала и ничего не изменилось? – уточнила Лиана. – Ты этого не видел? Не всплывало?
— Я тебе еще раз говорю, не смей об этом даже думать! – повысил голос Ивар. – Это не выход!
— У каждой головоломки должно быть решение, – сказала Лиана. – Хотя бы одно верное решение. Неужели мы его ни разу не находили? За столько времени, ни разу?
— Ты упускаешь из виду то, что мы не знали, что именно с нами происходит. Я сомневаюсь в том, что мы знаем об этом и сейчас, хотя, насколько я могу судить по воспоминаниям, в такой ситуации, когда все трое что-то помнят, мы оказались впервые. И потом, ты забыла, что головоломка с верным решением – это выдумка человеческого разума, и мы рассуждаем как люди, со своей колокольни, о таких вещах, где человеческая логика бессильна что-либо объяснить. Представь себе на минуту сломанную головоломку или заведомо сделанную так, что она просто в принципе не имеет никакого решения. Я много думал об этом, и чем дальше, тем больше мне кажется, что это замкнутый круг, из которого нет выхода.
— Тебе не кажется, что мы напоминаем подопытных кроликов? – спросила Лиана. – Бедные, облезлые, неразумные идиоты…
— Пожалуй, это слишком, – Ивар улыбнулся невесело и забрал у нее пустую кружку. – Ты приехала сюда, чтобы написать книгу?
— Да. Ты же знаешь…
— О чем она?
Лиана разгладила руками одеяло и перевела взгляд на стоящую на столе машинку.
— О нас, – наконец сказала она.
— Я думаю, что ты должна ее закончить, – сказал Ивар. – Может быть, я ошибаюсь, но чем-то все это должно кончиться, там, у тебя. Может, это и будет то самое верное решение? Если, конечно, оно вообще существует… Ты же сама сказала, что основная причина – в тебе. Тебе и решать.
— Подожди, – заволновалась Лиана. – Когда я пишу – это пишу не я. Нет, не так, я сейчас попробую объяснить. Понимаешь, на меня словно находит что-то, я не могу ничего делать, такое чувство, что голова сейчас вот-вот разорвется от невесть откуда взявшегося безумного количества слов, фраз, идей, я узнаю это состояние за сутки до наступления пика, все это варится во мне, крутится, вращается, а потом наступает момент, когда я понимаю, что если сейчас не сяду за машинку, то просто сойду с ума. Когда я сажусь писать, у меня нет ни определенного сюжета, ни выдуманных героев, я вставляю в машинку лист и не знаю, о чем сейчас пойдет речь. Словно кто-то другой, через меня, водит моими пальцами по клавишам или по бумаге, в общем, по тому, что в тот момент окажется под рукой, и даже когда я уже написала начало, середину, я могу не знать, абсолютно не знать, до самого последнего момента, чем же все это закончится.
— Я понял, – задумчиво произнес Ивар. – Тогда тебе, тем более, нужно ее закончить. Если это пишешь не ты, то, в таком случае, тот, кто движет тобой, возможно и подскажет нам единственно верное решение.
— А если это будет ловушка? – спросила Лиана. – Западня? Если действительно нет верного решения или будет дано заведомо ложное? Что тогда? И потом, ты забываешь о нас. Мы же живые люди, и следовать невесть кем подсунутой инструкции просто унизительно.
— У тебя есть какие-то другие варианты? – осведомился Ивар. – Я не предлагаю досконально один в один исполнить то, что ты напишешь. Я говорю о том, что, может быть, это поможет нам каким-то образом разомкнуть круг. Может, подскажет выход…
— Я поняла, – сказала Лиана и подняла на Ивара осунувшееся за время болезни лицо. – И я могу тебе признаться, что я жутко и отчаянно боюсь.
«…снова трясло. Так продолжалось из вечера в вечер, Алиса уже стала панически бояться вечеров, обреченно понимая, что ничего изменить нельзя, потому что часть причины в ней самой, потому что, вопреки всем доводам рассудка, она хочет, чтобы Ким думал о ней, и поэтому открыта. В последнее время она то и дело ловила странные взгляды Михалыча, потому, когда начинался «сеанс связи», как она невесело шутила про себя, старалась делать вид, что с ней ничего не происходит. Но обмануть Михалыча было практически невозможно, он очень любил ее и, как все впечатлительные люди, чувствовал ее, как самого себя, даже по выражению лица умея понять, что с ней что-то не так. Когда Михалыча в такие моменты не было дома, было легче. Она забиралась с ногами на диван, закрывала глаза и покорно отдавалась этой тяжести, перестав сопротивляться. Разум выключался, в голове проносились картинки, виденья, то ли придуманные, то ли переданные, действующими лицами которых были она и Ким.
Она сидела на диване, отдавшись во власть очередной картинки, и не сразу поняла, как постепенно усиливается тяжесть, изображение становится резче и ярче, словно источник передачи медленно и верно приближается к приемнику, цвета картинки буквально ослепляли, потом изображение вспыхнуло и исчезло, остались лишь красные расходящиеся круги под закрытыми веками. Алиса вздрогнула и открыла глаза. «Ким где-то рядом, – поняла она. – Похоже, он идет сюда».
В ту же секунду раздался звонок в дверь.
— Привет, – сказал Ким. – Михалыч дома?
— Нет, – Алиса пыталась унять мелкую дрожь во всем теле. – Он не приходил еще.
Они стояли в дверях, и Алиса лихорадочно соображала. Ей очень хотелось пригласить его войти, посидеть, попить чаю, поговорить, но она прекрасно понимала, как потом отреагирует на это чаепитие Михалыч, и ее буквально разрывало на части, которые по силе были равны друг другу. Ким, словно поняв, что с ней творится, достал из кармана сигареты:
— Покурим?
— Конечно, – обрадовалась Алиса. – Я сегодня весь день без сигарет. С деньгами как всегда напряг. Я сейчас только тапочки надену.
Она быстро обулась и вышла на лестничную площадку. Они курили и разговаривали ни о чем, и каждый думал совсем не то, о чем говорил, главным были быстрые, осторожные взгляды, дрожание пальцев, сжимающих сигарету, несмелые, робкие улыбки, падающий в протянутую ладонь столбик пепла, приглушенный смешок, и улыбка все шире, взгляды длиннее и пристальней, обморочная дрожь волнами, откуда-то снизу, заговорщический шепот и ощущение собственной легкости, окурок об подошву и желание, чтобы это не кончалось никогда.
На лестнице зазвучали шаги, с лица Алисы моментально слетела улыбка, она даже как-то съежилась, бросила быстрый взгляд на Кима и увидела, что он подтянулся и подобрался.
— Привет, – неестественно весело сказала она, свесившись через перила. – Тебя тут ждут.
— Кто? – Михалыч сделал еще несколько шагов по ступеням лестницы и увидел Кима. – А, привет, – спокойно сказал он, но глаза его потемнели.
— Привет, – серьезно ответил Ким. – Я по делу.
— У тебя сигареты есть? – спросил Михалыч. – Давай покурим.
Ким достал из кармана пачку.
— Я не буду, спасибо, – Алиса улыбнулась, как ей самой показалось, слегка натянуто. – Я только что курила, – объяснила она Михалычу и поежилась. – Что-то холодно здесь стоять. Я пойду? – и, не дожидаясь ответа, скрылась за дверью.
Михалыч вошел минут через десять напряженный и неестественно спокойный.
— Давно он тут? – подозрительно глядя на Алису, спросил он.