— Разве бы ты услышала? Ты со своей болью носилась, словно с писаной торбой. Ты же ее холила и лелеяла, ты ее старательно подкармливала… Знаешь, когда ребенок разбивает коленку, а потом, как только она начинает заживать, срывает болячку снова и снова: ему и больно, и кайфово, и удержаться никак не может… И рядом нет никого, кто бы по рукам надавал… Ты же ни разу даже не попыталась рассмотреть ситуацию с его стороны… Да что тут говорить! Думаешь, он теперь счастлив? Думаешь, не вспоминает тебя?
Лиана долго молчала, переваривая услышанное. Воспаленная память услужливо оживила в голове все самые счастливые дни их жизни с Иваром, его улыбку, его песни, посвященные всегда только ей одной, сюрпризы, которые он так любил устраивать, его веселый смех, их общие мечты о том, что когда-нибудь они пройдут по родному городу совсем старенькими и седыми, но все в той же неизменной джинсе, по-прежнему взявшись за руки, счастливые как дети… Ничему этому уже никогда не суждено случиться, и в этом, несомненно, есть большая доля ее вины… Она действительно всегда была слишком занята собой, и даже теперь, в отношениях с Максом пытается повторять старые ошибки… Тянуть одеяло на себя…
— Спасибо тебе, – искренне сказала Лиана. – Жаль, что ты так долго молчал…
— Прости меня, – Митька сдулся, как воздушный шарик, который проткнули иголкой. – Мне очень плохо сейчас…
В коридоре раздались стремительные шаги, Лиана вспомнила, что забыла закрыть дверь, на пороге комнаты – черная и неотразимая – появилась Ампира.
— Какие люди! – насмешливо протянула она, окинув взглядом представший ее взору антураж. – По какому поводу пьянка?
Митька, казалось, потерял не только все свое красноречие, но и вообще способность разговаривать. Он сидел в кресле и не сводил с Ампиры восторженных, подернутых чувственной влагой глаз.
— Ты умеешь появляться исключительно вовремя, – Лиана придвинула к столу еще один стул. – Садись. Третьей будешь.
— Я никогда не буду третьей, – усмехнулась Ампира. – Мне эта роль нравится меньше всего. Я вообще-то заехала на секунду, сказать, что твой обожаемый земляк пристроен со всем комфортом, который он только мог предположить. Я ему даже необходимые лекарства купила. Так что, можешь не переживать.
— Сколько я тебе должна?
— Не стоит беспокоиться! Разве в деньгах дело? – Ампира достала из кармана бутылку виски, придвинула к себе второй стул, уселась, и, по своей любимой привычке, закинула на него ноги. – Не вижу повода не выпить, как говорит один мой хороший знакомый.
— Где ты была? – прорезавшийся голос Митьки был тих и хрипл. – Я везде искал тебя…
— Напрасный труд, – пожала плечами Ампира. – Я была занята. И мои дела тебя абсолютно не касались. Кстати, твой землячок очень даже ничего, несмотря на дырку в пузе. Вполне возможно, что нас с ним ждет долгое и плодотворное сотрудничество.
— О ком она говорит? – повернулся Митька к Лиане.
— Об Иваре.
— Она с ним? – задохнулся Митька.
— Это не то, что ты думаешь, дорогой, – рассмеялась Ампира. – Я просто помогла своей нынешней любовнице пристроить ее бывшего мужа. Только и всего.
— Это правда? – в глазах Митьки было столько ошеломляющей боли, что ее хватило бы на пару Хиросим.
— Какая ты все-таки стерва! – сорвалась Лиана.
— Я сказала неправду? – изумилась Ампира. – Ну, тогда поправь меня!
Митька тяжело поднялся из кресла и двинулся в сторону двери.
— Митька, подожди! – окликнула его Лиана.
Он отодвинул ее рукой, точно слепой.
— Не сейчас. Пожалуйста, дай мне уйти. Я все пойму, но только не сейчас… Дай мне уйти…
— Откуда ты взялась в моей жизни! – с неприкрытой ненавистью сказала Лиана. – Кто тебя звал?
— Если ты совершаешь поступок, имей мужество за него отвечать! – жестко сказала Ампира. – Нельзя быть хорошей для всех! Принцип «и волки сыты и овцы целы» в таких вещах не канает. Пора бы это знать. Ты всю жизнь хотела и рыбку съесть и рук не замочить. И при этом, наверняка, считала себя образцом добродетели!
— Нельзя так обращаться с людьми! Порой лучше солгать, чем сделать человеку больно!
— А то, что потом твоя ложь, выплыв наружу, увеличит эту боль в несколько сотен раз, об этом ты не думала? Или тебе просто хотелось, чтобы все окружающие считали тебя идеалом человека? Прикрываясь ложью, ты уничтожаешь сама себя, ты уничтожаешь отношения между людьми, ты уничтожаешь свою душу!
— Ты сегодня решила до конца разыграть роль ангела-спасителя? Спасибо, мне твоя помощь не требуется! – огрызнулась Лиана. – Помогла один раз, и хватит! Я теперь понимаю, какую глупость совершила, обратившись к тебе!
— Что, правда глаза колет? – прищурилась Ампира. – А ты их не закрывай, не прячься, может, потом лучше видеть будешь!
— Кто ты такая, чтобы меня лечить?
— Ты еще не поняла? Я – твое зеркальное отражение. Я – это то, чем ты никогда не будешь, хотя очень к этому стремишься. И наоборот. Я никогда не стану такой, как ты, как бы мне этого ни хотелось! Именно это и притягивает нас друг к другу… Ты соблюдаешь условности, я их отрицаю, ты – мягкая, я жесткая, ты готова солгать во имя добра, я никогда в жизни не скажу ни слова неправды, ты заставляешь других решать все за тебя, я принимаю решения сама, ты сомневаешься в каждом своем шаге, а я сначала хожу, а потом думаю, и то не всегда, ты пытаешься найти гармонию в этом мире, я вношу в него диссонанс, ты неисправимый романтик, я уже давно не верю ни в какие сказочки про любовь, ты ждешь от жизни счастливых сюрпризов, я беру их сама... Мне продолжать или этого достаточно? Нам есть, чему поучиться друг у друга. Разве это не так?
— Что ты хочешь от меня? – устало спросила Лиана.
— Давай выпьем! – Ампира разлила по бокалам виски.
— Я не хочу с тобой пить. На сегодняшний день с меня достаточно откровений. Больше всего на свете я хочу, чтобы ты убралась отсюда и заодно из моей жизни.
— Какие мы сердитые, оказывается! – Ампира поднялась со стула. – Тебе не удастся так легко от меня отделаться. Мой эксперимент еще не закончен.
— Место в паноптикуме?
— Отчасти. Я не прощаюсь.
Хлопнула дверь. Лиана несколько минут сидела, уставившись в одну точку, потом еле нашла в себе силы, чтобы добрести до порога и закрыть замок.
Глава 27
Ночью ее снова разбудили голоса. Женщина плакала тихо, тоскливо и обреченно. От этой обреченности по всем стенам дома ползли мурашки, темные окна неслышно плакали вместе с ней, и даже клавиши старого рояля пронзительно всхлипывали, утираясь насквозь промокшей оконной занавеской.
— Как ты мог, Мишель… Я же просила тебя… Я умоляла тебя не играть больше… Во что ты превратил мою любовь? В ставку на кону? Твоя пагубная привычка съела все, что у нас было: состояние, имения, доброе имя… Но этого тебе оказалось мало… И теперь ты требуешь очередной жертвы… Какой жертвы…
— Ли, послушай, я все продумал. Мы завтра же бежим из Москвы. В Петербурге сделаем новые паспорта, и уедем заграницу, там нас никто никогда не найдет…
— Мишель, у нас нет денег даже на еду… Во всех соседних лавках мне отказываются давать в долг, кухарку я вынуждена была рассчитать еще неделю назад, но ты этого даже не заметил…
— Это ерунда! Заложим фамильное золото…
— Мишель, опомнись! Из всех фамильных драгоценностей осталось только это серебряное кольцо твоей прабабки. Той суммы, что мы за него можем выручить, не хватит даже на один билет… Не говоря уже обо всем остальном… Мишель, я устала сопротивляться судьбе… Это было последней каплей… Завтра придет граф и я уйду с ним… Может быть хоть это вразумит тебя… – слова потонули в прерывистых рыданиях.
— Ли, прости меня, я подлец! Я никому тебя не отдам! Я что-нибудь придумаю, я найду эти проклятые деньги, я рассчитаюсь со всеми долгами, я… – порывистые поцелуи перемешались с рыданиями. – Я найду, я займу, я отыграю…