— Иными словами, никаких предположений у вас нет?
— Пока нет.
— Вы даже не спросили, кем подписано письмо.
— Думал, анонимка.
— Да? А почему?
— Думал, если оно с подписью, так вы мне скажете, с чьей.
Маджон сделал паузу, чтобы дать улечься вспышке раздражения. Затем заглянул в письмо.
— Ибрагим Шамади,— сказал он.
Ховэдэй извлек из кармана клочок бумаги и разгладил его.
— Повторите, пожалуйста.
— Ибрагим Шамади,— повторил Маджон, тщательно выговаривая каждый звук.
— Никогда о таком не слышал.
— А о "Мучениках Семнадцатого Сентября" слышали? Кстати, установлено, что именно произошло семнадцатого сентября?
— Я проводил тщательные изыскания. Привлекались специалисты из лондонского университета и наши арабские источники.
— И что же?
— Ничего. Семнадцатого сентября ничего не было.
— Совсем ничего? Ни акций со стороны израильтян, ни перестрелок, ни дня рождения какого-нибудь завалящего пророка?
— Совсем ничего. Что и наводит меня на мысль: все эти имена и названия абсолютно произвольны, просто с потолка взяты. Хотят заставить нас поверить, будто их организации больше и многочисленнее, чем нам по зубам. Я и не удивлюсь, если это все одни и те же люди. Если мои предположения верны, то газеты изрядно нам гадят, придавая вес и значимость всем этим разным,,именам.
— В том числе — и "Братству Полумесяца"?
— Шайке Хамзауи? Хамзауи ведь устанавливали и как члена "Братства Черной Палатки", и "Воинства Священной Клятвы", и "Тени Минарета", и "Голоса Пророка".
— Понятно. Он остается главным подозреваемым?
— Нет. Он всегда на подозрении, но источник сообщает, что Хамзауи сидит в Ливане и очень напуган.
— Но, кажется, говорили, что он мертв?
— Если верить всему, что говорят, так все уже давно покойники. Говорили, что Хамзауи убил какой-то Абдул Фархаз, но потом Хамзауи сам убил Фархаза, так что нам остается только гадать.
— С ними сам черт ногу сломит, а? —- Это уж точно.
Хилари так хорошо знал склад ума британского чиновника с его аффектацией невежества и вечным стремлением держаться подальше от эмоций и буйства, что мог почти достоверно воспроизвести для себя дебаты в Скотленд-Ярде. Хотя пределов их тупости не вообразил бы и он, считая подобное возможным лишь в карикатурных гротесках. Но тем не менее Хилари прекрасно понимал, над чем сейчас ломает голову Маджон, а посему потратил еще полдня, чтобы написать ему очередное послание.
"Дорогой инспектор. Вы уже поняли, наверное, что в Логборо я почувствовал опасность, посему и перебрался временно в другое место. Я узнал, что Хамзауи раскрыл мой адрес. Из-за предательства двух моих выживших братьев ему стало известно и о моем первом письме к Вам, и он заимел на меня зуб, мягко выражаясь. Надо мной нависла страшная угроза, ибо надежный источник слышал от Хамзауи, что тот лично собирается в Англию, чтобы разделаться со мной и еще одним человеком, куда более весомым в кругах террористов, нежели я. Я, разумеется, имею в виду Абдула Фархаза, проживающего в Англии под именем Мустафы Тамила, хотя к настоящему моменту он мог сменить его опять. Я буду держать Вас в курсе всего, что узнаю. Мне теперь пути назад нет. Говоря словами старинной пословицы, я оседлал верблюда, теперь придется пересекать пустыню.
Ваш брат Ибрагим".
Маджон взглянул на штемпель. Письмо опущено в Девизе. Вздохнув, Маджон заказал чаю и вызвал Ховэдэя.И тут вмешался перст судьбы. Выпуски новостей прервались спешным сообщением: иранский дипломат в изгнании, доктор Бани Пал, некогда служивший вторым секретарем в Багдаде, был убит двумя людьми, когда выходил из мужского туалета на Лейчестер-Сквер. Очевидцы показали, что двое смуглых мужчин удирали на мотороллере против движения. Позже брошенный мотороллер обнаружили на автостоянке близ Грик-Стрит.
Хилари не терял времени. Перейдя на другую сторону улицы, он зашел в только что арендованную им контору и позвонил оттуда ночному редактору другой крупной бульварной газеты.
— Алло, — начал он. — Я насчет убийства доктора Бани Пала. — Говорил Хилари с арабским акцентом.
— Слушаю вас, — отрывисто бросил редактор. — Вы что-нибудь об этом знаете?
— Знаю. Бани Пал оказался изменником Делу.
— Какому именно? — спросил редактор, теряясь в догадках.
— Делу Истины! — завопил Хилари.
— Это я понимаю, но я ведь не мусульманин, поэтому имею довольно смутное представление о делах, за которые вы можете бороться. Вы — иранец?
— Нет.
— Значит — араб. Фундаменталист, верно?
— Фундаментальный социалист.
— Я думал, одно с другим никак не совместимо.
— Совместимо до окончательной победы. А там — посмотрим.
— Но какую группу вы представляете?
— Группу "Героев Завета".
— Дайте, я запишу.
— Нет! Если будете писать, наш разговор окончен!
— Не надо, не надо. Скажите, а почему вы позвонили именно нам?
В том, чтобы малость поразвлечься, занимаясь делом, греха нет. Хилари всегда так делал, даже в лучшие свои времена.
— Мы выбрали вашу газету, считая, что ваши вопросы будут глупее обычных. Мы разочарованы.
— Ясно. Не очень лестно, а? Кстати, вы сказали — "мы". А сколько вас?
— Очень интересно, да?
— Вы не скажете?
— Нас — сто миллионов!
— Да нет. Я имею в виду членов вашей группы.
— Нас больше, чем один, и меньше, чем сто миллионов… — Хилари охотно продолжал этот треп, ибо рассчитывал, что редактор уже набросал записку сотруднику позвонить в полицию и установить номер телефона. Риск, конечно, но Хилари решил, что полиции пора подбросить информацию. Однако не все сразу.
— На этом мы разговор закончим, — сказал он.
— Пожалуйста, не вешайте трубку, — взмолился ночной редактор. — Я хочу сделать из этого отменный материал. Прямо на первую полосу. Наш материал привлечет внимание публики и к вам, и к вашей деятельности.
— А тем временем вы послали помощника звонить в полицию, чтобы установить номер моего телефона. Спасибо, дураков нет. Я сам могу назвать наш номер: 177-4230. Удовлетворены?
— Мне ваш номер не нужен, — ответил редактор, и по его голосу было ясно, что он торопливо пишет.
— Я даже назову свое имя, если вы назовете свое.
— Я — Стэнли Бэйлз.
— А я — полковник Эль Муайяд. И Хилари повесил трубку.
Два часа спустя некто неизвестный позвонил в ' Скотленд-Ярд и заявил, что ответственность за убийство берет на себя "Братство Полумесяца". Неизвестному объяснили, что он опоздал, ибо на убийство уже предъявили претензию "Герои Завета". Неизвестному это явно не понравилось, и он намекнул, что возможны неприятности. Какие именно, на коммутаторе Скотленд-Ярда не поняли, но немедленно сообщили о звонке Маджону, который, как водится, пил чай с Ховэдэем.
— 177-4230, — сказал он. — Что ж, наконец хоть что-то вырисовывается.
— Нашли этот телефон?
— Да. Автомат в Сохо.
— Далековато и от Логборо, и от Девиза.
— Да. Звонивший назвал себя полковником Муайя-дом.
— Боюсь, мне это ничего не говорит. По мне — все их имена на один лад.
— Согласно письму из Логборо, полковник Муайяд — это псевдоним Мустафы Тамила, что, в свою очередь, является псевдонимом…
— Абдула Фархаза?
— Вот именно. Из чего следует, что "Герои Завета" есть не что иное, как "Мученики Семнадцатого Сентября"?
— Совершенно верно.
— А знаете, весьма вероятно, что весь теракт — дело рук одного или двух человек. Ну вроде как ударник и третья флейта объявляют себя попеременно то оркестром Лондонской Филармонии, то какого-нибудь завода Фодена,
— Хорошее сравнение.
— Что будем делать теперь?