— Может, и нет их, — отвечаю я. — А может, и есть. Кто желает проверить?
Нет желающих.
— Хвост, паскуда, ты уже оклемался?
— М-м-м…
— Мычание — знак согласия. Вперёд помалу.
Пока верёвка не натянулась, ползти ещё можно. На мышцах. Потом — только на характере. И впрямь хвост за мною волочится, длинный и тяжёлый. Как это гигантские доисторические ящеры таскали за собой свои многотонные хвосты и не надрывались? Хотя откуда я знаю? Может, как раз надрывались. Оттого, наверное, и вымерли поголовно.
Стык труб похож на место, где стена врастает в пол, только без плинтуса. Тут такие размеры, что вертикальная труба вблизи кажется почти плоской, и надо отодвинуться, чтобы понять, что она — цилиндр. И по-прежнему везде серая однотонность. Теней нет, а без них не сразу увидишь место стыка. Правда, его сколько угодно можно щупать. Ничего особенного, геометрически правильное соединение двух фигур под прямым углом — и только. Хоть бы соринка какая нашлась — так ведь даже соринки нет!
Ладно, стык есть. Зато нет двери. Может, нам придётся сделать полный круг, огибая меньшую, вертикальную трубу. Это тяжело, но выполнимо. Но как быть, если по всей окружности не найдётся даже отдаленных признаков места выхода из этой бутылки?!
Я понимаю логику Вычета: выход отсюда, если он вообще существует, скорее всего находится в каком-нибудь приметном месте, а мы уже доползли до единственного приметного. Но что мы будем делать, если дверь, ведущая прочь из этого мира, вообще отсутствует? Я не знаю. Кто сказал, что эта сволочная бутылка — обходной путь, а не мышеловка?
Вычет сказал. Он в это верит.
А я? Я ведь тоже почти поверил. Трудно мне расставаться с надеждой, как утопающему с той соломинкой. Ладно, поглядим. Ещё не вечер.
Опять долго отдыхаем. Хвосту сделан новый укол, и ожил Хвост, стонет и сквернословит. Вычет безмятежно валяется на спине, скинув рюкзак и засунув руки под голову. Гляпа, стеснительно отвернувшись, лежа справляет малую нужду и пятится ползком-бочком, чтобы под него не затекало. Понемногу сохнет на нас одежда, крошится на ней корка грязи. Нет, это в общем-то совсем не плохой мир для передышки, если сравнить его с Зоной, вот только ползать до чёртиков надоело. А поваляться — что ж, это мы можем. Даже с удовольствием. Не выдержав, закуриваю. Вычет косит на меня глазом:
— На твоём месте я бы этого не делал.
— Это ещё почему? — Потому что дым не стелется.
— Не видишь, что ли, — я вбок выдыхаю.
— Всё равно.
Он прав. Часть дыма идёт куда угодно, в том числе вверх, а это опасно. Демаскирует. С сожалением гашу окурок о серую поверхность, запоздало сообразив, что в этом мире она может оказаться горючей. Но нет, обошлось, поверхность как поверхность.
— Что теперь? — спрашиваю я.
— Отдохнём и поползём вдоль стыка.
Мне нравится, что хотя бы изредка наши идеи совпадают.
— Направо или налево?
— А ты как хочешь?
— Мне всё равно.
— Тогда направо.
— Почему туда?
— А ты взгляни хорошенько. По-моему, там какая-то точка. — Вычет указывает рукой.
Ну не зараза, а? Мог бы сразу сказать. Все-то он видит, глазастый очкарик. Щурюсь. Вроде и впрямь далеко справа маячит нечто мелкое, на самом пределе чувствительности зрения, вроде мельчайшей мошки… Блин, да у меня же бинокль есть! Копаюсь в рюкзаке. Нашёл. Та-ак… Теперь хорошо видно: это не глюк, это и впрямь какая-то метка.
— Ну чего разлеглись? Ползём!
— Сам же говорил: надо отдохнуть, — перечит мне Вычет. — Может, я один пока сползаю?
— Вместе. Хвост, не филонь!
— Я не филоню…
Ага, как же. Набил бы я ему рыло, сачку, если бы не Гляпа с его детскими понятиями о верности наставнику. Пришлось бы заодно бить и Гляпу, чтобы малец не встревал в разборки больших дядей, а он этого не заслужил. Ладно, потерплю.
Минут десять мы пресмыкаемся, после чего приблизившаяся чёрная точка начинает распадаться на буквы. На вертикальной стене сантиметрах в сорока от «пола» красуется сделанная чёрным маркером надпись: «ЛЕШИЙ&ДЮЙМОВОЧКА».
Вот как. Мы здесь не первые.
Почему-то это сразу прибавляет мне сил, как будто меня, а не Хвоста кольнули стимулятором. В этой гадской бутылке Клейна уже были люди!
— Кто такой Леший? — спрашиваю.
— Вроде был такой сталкер, — с готовностью отвечает Гляпа. — В клане Тормоза, кажется, а?
— Не Тормоза, — возражает Хвост. Он как будто совсем выздоровел — и на него надпись произвела терапевтическое действие. — Никакого не Тормоза, а был он сам по себе. Сталкер-одиночка. Ты, Чемодан, его не знаешь, он начал уже после того, как ты из Зоны ушёл… А чего? Хороший, говорят, сталкер, хоть и чудик. И почему был? Я его в прошлом месяце в «Писче» видел…