Опухшие в праздности отцы Евросоюза с немым ужасом взирают на то, как легко и быстро гибнут розовые либеральные ценности, когда вегетарианцев и каннибалов сажают за один стол. Европе еще только предстоит продрать заспанные глаза, чтобы увидеть то, что пережила Россия за тысячелетнюю свою историю. Но, похоже, напрасны надежды. Слишком уж приманчивы были золотые сны Евросоюза, слишком долго их навевали, чтобы проснуться разом и отринуть наваждение толерантного идиотизма. С чего, собственно, началось великое землетрясение в Мюнхене девять лет назад? С того, что Путин заявил: «Формат конференции позволяет сказать то, что я действительно думаю о проблемах международной безопасности». Министры, политики и президенты ничего не поняли. Они привыкли все понимать с конца, когда уже больно. И дело тут совсем не в демократии.
В Европе с недавних пор убеждены, что во всем виновата Россия, Путин, удалой Федот-стрелец и вездесущий почтальон Печкин из , села Простоквашино.
Вот основополагающая мюнхенская цитата, касающаяся общеевропейских обманов: «Слабость Европы - в чрезмерном количестве таможенных барьеров, тарифов и валют, в чрезмерном национализме и акценте на национальный суверенитет. Эти причины для ненависти и неэффективной экономики должны быть устранены. Европейская империя примет форму конфедерации свободных народов. Они будут иметь единую европейскую валюту и единую администрацию, занимающуюся вопросами внешней политики, полиции и армии, в которой страны будут представлены национальными формированиями. Торговые отношения будут определяться особыми договорами».
Это не почтальон Печкин сказал. Слова принадлежат Адольфу Гитлеру, выступавшему в пивном Мюнхене почти 80 лет назад. (Нынешние приверженцы идеи фюрера в ЕС и НАТО, как прошлые, так и пришедшие им на смену, лишь претворяют его заветы в жизнь. Но, даже Гитлеру не приходило в голову заявлять, что не надо опасаться национал-социализма, когда он приближается к вашим границам на танках, как это утверждал генсек НАТО по поводу продвижения альянса на восток. Все, что происходит в НАТО, это корпоративная политическая «групповуха» туповатых капралов с генеральскими погонами. Расширение Евросоюза и НАТО официально провозглашено стратегической целью, и Россия сегодня находится ровно в том положении, о каком грезил Гитлер накануне Второй мировой войны. Глава Североатлантического альянса Йенс Столтенберг грезит о большем. Россия в его понимании - агрессор, которого надо сокрушить, а территорию взять всю и поделить - а как поделить? С населением или уже без? Двадцать башен Кремля снести или какие-то все же оставить для кругового обстрела? Что делать с Кремлевской стеной, с этой каменной тайной древней ярости грозных царей-самодержцев? Говорят, об эту кладку можно сточить все европейские сверла, так она крепка, старая русская сказка, за которой не распознать быль. Сегодняшняя быль - это Путин, заставляющий дергаться стрелки Большого Бена, и цепенеть от страха русалку-Свободу с потухшим факелом в руке...
Столтенберг грезит и пугается своих грез. Стоит повнимательнее взглянуть на его лицо, когда он повествует, как агрессивная, злобная Россия бомбит мирных сирийских жителей, разрушает мечети, больницы, дома, - это же находка для судебных психиатров, уникальный клинический пациент института Сербского, клонированный Яценюк в нордическом исполнении с перспективой обрести тучнеющее скудоумие главного украинского пацифиста и пофигиста Вельцмана.
Дело даже не в том, что Столтенберг врет, как нужду справляет, он испытывает I наслаждение от собственного вранья. Его речь - это «Песнь песней» Соломоновых: «В Брюсселе славном, где мы куем, мы заняты обманом и плутовством, мы заняты витийством - там, где живем, мы заняты подлогом и шутовством...» 1
Ну и при чем здесь почтальон Печкин? '
«В притчевой мультяшке про село Простоквашино, дядю Федора, Шарика и кота Матроскина есть поучительный эпизод. Злокозненный и малопривлекательный почтальон Печкин заверяет сельскую общественность в том, что отныне и навсегда он станет другим человеком: ласковым, бесконфликтным и политкорректным до отвращения. Почему вдруг? А потому: «Это я раньше был злой, пока у меня не было велосипеда...»