– Что-то празднуем?
– Праздновали бы, – мать подошла к Эмберли вплотную, – мое повышение. Только ведь деточка решила, что имеет кучу бабла и вполне может себе позволить учиться, где захочет. А то, что мамочка уже забыла, как выглядит новый бюстгальтер, – это сущие пустяки!
Она, как фокусник, извлекла откуда-то конверты с эмблемами колледжей и помахала перед лицом дочери. Эмберли похолодела. Как так? Она же проверяла почтовый ящик каждый день. И проворонила?!
С матери станется! У нее хватило бы ума порвать письма, и Эмберли так и не узнала бы ничего – считала бы, что не поступила, что ее кандидатуру вообще не взялись рассматривать.
– Отдай, – прошептала она едва слышно. Потом прокашлялась и повторила громче: – Отдай!
Мать ухмыльнулась, заметив ее волнение, словно испытала удовлетворение, проговорила с нескрываемой ехидцей:
– Я твою блажь оплачивать не собираюсь, дорогая моя доченька. Мне нечем! Могла бы уже заметить! А мордашкой ты не вышла, голуба, чтобы за тебя это делал кто-то посторонний.
– Не твоего ума дело, – сквозь стиснутые зубы процедила Эмберли, – кто станет платить за мою учебу.
Снисходительно фыркнув, мать кинула конверты на стол, порылась в пакете с продуктами, извлекла из него бутылку дешевого портвейна, ловко откупорила и прямо из горла ополовинила залпом. Потом довольно пощелкала языком, зачем-то изучила этикетку, опять сделала несколько глотков, но на этот раз уже медленно и со вкусом.
– Поискать контакты твоего папаши, что ли? – наконец-то оторвавшись от горлышка, задумчиво пробормотала мать. – Пусть хоть примет участие в судьбе своей деточки…
Она выудила из пакета вторую бутылку и, довольно улыбаясь, ушла к себе. Письма остались на краю стола. Эмберли с шумом втянула воздух, сообразив, что почти не дышала в эти минуты, и заветные конверты в мгновение согрели ее руки.
Так, в одном отказ. Ну-у, не очень-то и хотелось. А в двух – добро пожаловать и список рекомендованных экзаменов.
Душа пустилась в пляс, и Эмберли, взлетев по лестнице, окрыленная, ворвалась к себе в комнату. Хотелось поделиться новостью хоть с кем-нибудь! Но новых друзей после расставания с Одри у нее не появилось. Да и смысл их заводить, если однажды они все равно отвернутся? Эмберли не мазохист, не получает удовольствия от чужой подлости и предательства. А если все же написать Одри? Они вроде бы неплохо поболтали несколько дней назад.
Найдя ее страничку в Фейсбуке[5], Эмберли отправила заявку в друзья и, воспользовавшись открывшейся возможностью, коротко поинтересовалась, разрешилась ли проблема с Дереком, точно не представляя, что бы больше всего хотела услышать в ответ. Но Одри не ответила. Впрочем, у нее насыщенная жизнь офлайн. Куда ей до сетевого общения? Ладно, все можно оставить на завтра.
Несмотря на то что проспала большую часть дня, Эмберли вырубилась моментально. На проблемы со сном она никогда не жаловалась – что бы ни случилось днем, ночью она спала как убитая. А проснувшись, первым делом проверила переписку, но не обнаружила ничего, кроме ее сообщения, да и запрос в друзья остался без ответа. Ну и ладно.
Впервые в жизни, собираясь в школу, Эмберли захотелось как-то себя приукрасить. В конце концов, скоро она будет студенткой, и у нее начнется новая жизнь, которая непременно должна разительно отличаться от старой. Так почему не внести первые коррективы прямо сейчас?
Отказавшись от джинсов в пользу длинной юбки, Эмберли мазнула по губам блеском, а по ресницам тушью и, чтобы не передумать, поспешила выскочить из дома.
Школа, как и заведено в такую рань, отозвалась на ее появление эхом шагов в пустых коридорах. На шкафчике Ребекки красовалась непристойная картинка – кто-то не пожалел помады на это дело. Интересно, за что?
Эмберли достала нужные учебники. Сегодня первым модулем английский. На нем она не чувствовала себя умнее преподавателя, могла на равных поучаствовать в обсуждениях и получала настоящее удовольствие от общения с мистером Кэрриганом.
Войдя в кабинет, Эмберли выхватила с верхней левой полки крайний томик, торопливо полистала, пока глаза не наткнулись на знакомые заметки на полях: «Ожидание подобно яду» – это написала она. А чуть ниже появилась еще одна запись, другим почерком – ответ учителя: «Но любой яд в разумных дозировках может стать лекарством». Это была их давняя игра, появившаяся, как только Эмберли перешла в старшую школу.