Стою перед дверью, ожидая, когда ее откроют. Она распахивается столь стремительно и широко, словно по ней ударяют ногой. Нарочно, с расчетом. Это легко читается по выражению лица Майка Уоррена – по особому прищуру глаз и злорадной ухмылке. Но я успеваю отскочить.
– Ну и? – произносит он, явно расстроенный тем, что дверь не достала меня. Только концы подарочной ленточки испуганно взвились от порыва воздуха.
– Вам посылка, – протягиваю ему коробку и папку-планшет с прикрепленным к ней бланком. – Распишитесь.
Майк пялится недоуменно, пытается выяснить от кого, но его вполне устраивают мои обтекаемые ответы. Он рисует размашистую подпись, небрежно берет коробку и молча захлопывает дверь – ни «спасибо», ни «до свидания». Но мне и даром не нужна его вежливость! Торопливо скачу вниз по лестнице. Дело сделано.
Не важно, когда он откроет мою посылку – прямо сейчас или чуть позже. Это уже совсем не имеет значения. Главное, что правосудие возьмет свое – без рук у него вряд ли получится воровать.
Я давно наблюдал за ним. С тех пор, как узнал, чем он занимается. Чисто случайно глянул сквозь витрину, проходя мимо магазина. Изнутри я бы точно не заметил.
Майк умел занять удачную позицию и улучить момент – еще ни разу никому не удалось его застукать. Но я не все. Провидение осознанно ведет меня туда, где я нужен, где от меня требуется настоящая помощь.
Я молчу, не свожу с него глаз. Вижу, как он суетливо засовывает за отворот куртки поблескивающий глянцем новенький журнал, как исподлобья оглядывается по сторонам, удовлетворенно вскидывается, смотрит прямо перед собой и натыкается взглядом… на меня. Он не пугается, его лицо выражает угрозу. Он что-то произносит – скорее всего, беззвучно, но с четкой артикуляцией, – но мне плевать на то, что я ни слова не слышу. Я прекрасно догадываюсь, что он желает до меня донести – чтобы я даже не думал обращаться к охране или в полицию, иначе…
И я, конечно, не стану жаловаться. Но и пугаться тоже не стану. Я не спеша соберу все улики и факты и передам дело в суд, а потом собственноручно приведу приговор в исполнение. Может быть, даже не сразу, а когда придет его время.
И вот его время пришло.
Бейсболка с логотипом службы доставки отправляется в ближайший мусорный контейнер. Я натягиваю на голову глубокий капюшон и ухожу. Оглядываюсь на ходу, но, похоже, не вовремя, потому что налетаю на прохожего, вывернувшего из-за угла – пожилого афроамериканца, – и выбиваю из его рук бумажный пакет с покупками. Тот лопается, ударяясь об асфальт, продукты разлетаются в стороны.
– Извините, – бормочу и поспешно приседаю, пытаюсь собрать рассыпанное.
Прохожий не ругается, не грозится, лишь наклоняется, тихо крякнув. Поднимает наполовину опустевший пакет и сминает его угол в кулаке, пытаясь заделать прореху.
Смотрю на его руку. Кожа в плотной сети мелких морщин, сухая, тоже чем-то напоминающая бумагу, и такое впечатление, что точно так же шелестит от каждого движения. Линии сосудов рельефно выступают, шевелятся, словно живые существа.
В это время раздается приглушенный хлопок, будто где-то далеко взрывается праздничная петарда. Вздрагиваю и замираю одновременно со стариком – так и стоим, прислушиваясь. Если он пытается разгадать, что это было, то мне мало интересна причина. Я твердо знаю: то была не петарда, и кому-то сейчас явно не до праздника.
Поднимаю с асфальта луковицу, кладу в подставленный мне пакет и еще раз повторяю:
– Извините.
– Ничего страшного, – откликается афроамериканец, пытаясь заглянуть мне под капюшон.
Но я еще сильнее наклоняю голову, даже немножко отворачиваюсь. Не люблю пристальных, въедливых взглядов. Не надо меня рассматривать. Я всего лишь тень. Я посланник, исполнитель и не претендую на великую значимость.
9. Эмберли
Вой сирены стеганул по ушам, сверлом дантиста вгрызся в сознание. Эмберли вскинула голову.
Опять она так сильно задумалась на ходу, что забралась черт знает куда – в район обшарпанных многоквартирных домов для малоимущих, престарелых и прочих, пользующихся жилищными субсидиями. И что ей здесь могло понадобиться?
Если честно, Эмберли даже не смогла толком вспомнить, зачем вообще вышла из дома и куда собиралась идти. Наверное, решила добежать до магазина, потому что в холодильнике опять мышь повесилась. Мамаша с дружком еще вечера выгребли все подчистую, и утром ей пришлось довольствоваться единственным куском хлеба для тостов и остатками арахисовой пасты, размазанной по стенкам банки.