Мама откусила немножко.
— Еще немного, мамуль, ради меня.
Оказывается, не так уж трудно говорить в таком тоне, стоит лишь начать.
— Съешь половину, а я доем.
Фисташковое мороженое я люблю почти так же, как шоколадное.
Джоан, по другую руку от мамы, закрыла глаза и откинула голову назад, подставив лицо солнцу. Ее подбородок указывал за теннисный корт, откуда когда-то давно нам на помощь пришел Отис. Я мог бы сказать ей, что на этот раз так не будет. Отис ничего не может сделать, да и папа тоже.
Я лизнул свое мороженое. Оно не было и вполовину таким вкусным, как раньше.
Даже вернуть прежнюю маму — сейчас мама послушно ела мороженое, быстро-быстро ела, но лицо у нее по-прежнему оставалось каменным, и зеленоватая струйка стекала по ее подбородку, — даже вернуть прежнюю маму удастся не раньше чем лет через сто, если двигаться теми же темпами. Надо что-то придумать! Кто-нибудь должен что-то придумать!
Может, это был знак какой, только Джоан вроде поняла важность моей миссии. Может, и другие знаки будут, только бы не пропустить. Во всяком случае, когда мы, через целую кучу часов, наконец дошли до угла улицы Терри, Джоан придержала меня за плечо и сказала:
— Беги, Гарри. Допоздна не задерживайся. Удачи.
14
— Продолжим, — сказал Терри, когда я во второй раз вернулся из туалета.
Мы сидели в библиотеке в огромных красных кожаных креслах. Мы классно выглядели, жалко только, что трубки не курили. В таких пропахших воском комнатах всегда курят трубки.
Терри откинулся на спинку кресла и заговорил так тихо, что мне пришлось наклониться к нему, чтобы ничего не пропустить.
— Операцию будем проводить сегодня. Дэннис на месте. Родители в Лос-Анджелесе, Консуэлла работает. Тип погоды номер один — идеальный.
У меня кровь зашумела в ушах. То ли великолепный боевой настрой Терри так подействовал, то ли близость начала операции, сам не знаю.
— Итак, ты прячешься в кустах за сараем, в точности как мы тренировались.
— Есть.
— Я подбегаю к Дэннису и кричу, что Консуэлле совсем плохо. Дэннис возвращается в дом. В это время ты проникаешь в сарай и обыскиваешь его. Дерганый ты какой-то, Гарри. Испугался?
Я. В сарае. Совсем один.
Я хотел поставить локоть на ручку кресла, чтобы показать, что ни капельки и не испугался. Но не попал. Промахнулся.
— Прекрасный план, Терри. У меня лишь один вопрос. — Мой голос вдруг сорвался на визг. — А вдруг он вернется?
Терри немного помолчал.
— Я думал об этом. Он не скоро вернется. Он там надолго застрянет. С Консуэллой всегда так, только свяжись с ней.
— Ладно. Понял. Но…
Терри встал, подошел к камину, снял губную гармошку с огромной мраморной полки над ним и сыграл несколько нот из «Вот идет невеста».
— Услышишь эти звуки — значит, Дэннис возвращается. Смазывай пятки.
— Что мазать?
— Драпай, сматывайся, улепетывай.
— Понял.
— Только не по лужайке.
— Ясно, не по лужайке, еще бы.
— И ныряй в кусты.
— Хорошо, — сглотнул я.
— И еще, Гарри…
Терри стоял спиной к камину, руки сложены на груди, ноги врозь, вроде грелся у невидимого огня. Он стоял и смотрел на меня так долго, что мне опять захотелось сбежать в туалет.
— Гарри, что бы ни случилось, не колись. Лады?
— Что?
— Не расколись, говорю. Не наябедничай. Не сболтни лишнего, понял? Никому.
— Нет, нет. Само собой, нет, Терри.
— Это тебе не игрушки, Гарри. Нарушишь закон — мы вынуждены будем тебя убить, не только я, но и любой член команды, понял?
Ой.
— Вставай.
Я еле поднялся с кресла.
— Клянусь честью… — сказал Терри.
— Клянусь честью…
— …под страхом смерти!
— Да.
— Гарри, необходимо точно повторять слова. Под страхом смерти!
Я повторил. Затем мы пожали друг другу руки. Нашим тайным секретным способом.
— Вопросы будут?
Я сжал трясущуюся руку в кулак. Не знаю, должен ли я был о чем-нибудь спрашивать или нет.
— Что именно я должен искать?
Терри смерил меня презрительным взглядом.
Он смотрел на меня как на дебила.
— Все подозрительное.
— Ладно. А потом что?
— То есть?
— Потом что мы будем делать?
— Наблюдать и ждать. Дождемся нужного момента и закроем Дэнниса в сарае. А потом самое главное.
— Что?! Что именно?
Глаза у Терри сузились.
— Издеваешься?
— Нет, конечно, нет.
— Гарри, ты сам подумай, что мы можем сделать потом.