Выбрать главу

Плач стал тише. Малыш засопел тихонько. Будто песню запел себе под нос. Я тоже замурчал какую-то мелодию, пытаясь попасть в его ритм. Он попил немного из бутылочки, размяк и отяжелел в моих руках. Голова его покачивалась на моем плече. Он выплюнул соску изо рта, отрыгнул. Я положил его на кровать. Малыш заворочался. Я погладил его по груди, сказал:

— Все хорошо, Малыш. Все хорошо. Спи.

И он заснул.

Мама лежала так же, как я ее оставил. Я дотронулся до ее руки. Холодная как лед и неподвижная. Моя, наоборот, была горячей и дрожала. Ее кожа была совсем серая. А губы синими. Но меня даже не это испугало, а холод. Мама была очень холодной. Как дедушка, когда лежал в гробу.

Я видел все как в кино. Как будто висел в углу, под потолком. Мальчишка в школьной форме стоял, уставившись на маму. Ему страшно. Он боится даже подумать о том, что его мама… что она… Он должен что-то сделать. Немедленно. Но что? Он вспомнил рисунки в учебнике, на которых делали искусственное дыхание в рот. Он тогда еще смеялся над ними с друзьями.

Он переступил с ноги на ногу, сунул руки в карманы, вытащил их, сцепил руки за спиной, расцепил, протянул одну руку, дотронулся до того места у мамы, где должно быть ее сердце. Только он не знал, как должно стучать сердце. Тогда он приложил ладонь к своей груди. Колотится. Бухает как молоток. Под свитером, в кармане рубашки, он нащупал острый край открытки Отиса и Джоан.

24

На лестнице внизу — мужские голоса:

— Осторожно, разворот. Не стукни об угол.

— Наклони.

Скрежет, как будто двигают пианино.

— Прелестный ребенок. А что случилось-то, не в курсе, приятель?

Он еще спрашивает. У меня бы спросил.

— Отис…

У меня пальцы дрожали, я даже не мог протянуть руку, чтобы показать ему…

— Отис… тот человек… он отрезал Малышу пенис.

Ну вот. Сказал вслух. Теперь все точно не как в кино. Все взаправду. Страшно.

Отис опустился на колени перед кроватью, где лежал мой братик. Распахнул халат Дэна.

— Я не смог закрыть липучки.

— Хорошо придумал с трусами, молодец.

Отис осторожно стянул с Малыша трусы, передал их мне.

Малыш даже не проснулся.

Я стиснул кулаки, собираясь с духом. Сейчас Отис увидит… Что с ним будет?!

На лестнице зашаркали. Я уцепился за руку Отиса.

— Все в порядке, Гарри. Это моя знакомая. — Он повернулся к двери и шепнул: — Подожди немного.

— Надо поговорить, — ответил женский голос. Сильно испуганный.

— Прошу прощения, Гарри, я скоро, — сказал мне Отис, как взрослому.

Отис на цыпочках вышел из комнаты. Я посмотрел на Малыша. Он чмокал губами, как будто сосал грудь.

Женский голос прошипел:

— Так не положено, Отис.

— При чем тут положено — не положено, Карен? Мой мальчик в беде.

— Я обязана сообщить начальству.

— Обязана — сообщай.

Я вытянул шею и увидел в проеме двери кого-то незнакомого. Полицейская форма, наручники и все такое. Только это была женщина. Блондинка. Очень красивая.

— Отис, это не… Из-за этого…

— Ты не получишь очередное звание?

— Так нечестно.

— А что тут вообще честно? Дай мне пять минут, Карен. Пожалуйста. Неужели это так много? Обещаю, больше я тебя ни о чем не попрошу.

Вздох. Шарканье ног. Шаги вниз по лестнице.

Отис вернулся, сел рядом со мной и медленно, осторожно потянул на себя подгузник.

Бедный, бедный Малыш.

Отис даже не вздрогнул.

— Скажи мне, что ты видишь, мой мальчик?

— Рану.

— Кровь есть?

— Нет.

— Все раны кровоточат, дружище. А это не рана.

Он вновь надел подгузник, застегнул липучки, протянул руку за трусами. И это все?!

Я и не подумал отдать ему трусы.

— Его нет… — прохрипел я. — Член пропал…

— А ты его видел? Ты когда-нибудь видел его член, дружище?

Вы видели спокойного человека? Очень, очень спокойного? Теперь умножьте спокойствие того человека на два. Так вот, Отис был еще в сто… нет, в двести раз спокойнее.

— Мама не пускала меня в ванную, когда купала его, — услышал я свой голос.

Голос говорил сам по себе. А я вернулся в тот день, когда Отис помогал нам печь праздничный торт для Джоан. Дэн смазывал маслом противни. Я просеивал муку, смешивал с сахаром, вбивал яйца. Я все самое важное делал и почти ничего не пролил. Когда мы достали торт из духовки, Отис покрыл его сахарной глазурью и выдавил из мешочка кудрявые розовые буквы. Это он так кремом написал поздравление.

— Значит, ты ни разу не видел его члена?

Я не заметил, когда Отис забрал у меня трусы, но теперь он уже просовывал ножки Малыша в отверстия. Руки у Отиса громадные, а ножки такие махонькие.