Я не сделала ничего плохого. Ни разу. Я лишь защищала самое дорогое, что у меня было: мою семью. Конечно, были и ошибки, но кто их не делает? В случае с Уиллом я стала жертвой его мании. Он лгал, лгал блестяще, лгал с самого начала наших отношений.
По пути из Бедфорда мы с Нормой все обговорили.
И вот наконец я остановила машину у Института жизни, расположенного на окраине Нью-Хейвена и напоминающего одновременно административное здание, колледж и тюрьму. На самом деле в нем помешалось учреждение для душевнобольных. Как считалось, одно из лучших.
Пройдя по окаймленной тополями и кленами парковочной стоянке, мы вошли в вестибюль, где нас встретила женщина в белом халате медсестры.
— Мы к мистеру Шеппарду, — сказала я.
Если женщина и узнала меня, то не подала виду. Я оценила ее сдержанность.
— Нужно подождать, пока кто-нибудь не проводит вас, — только и сказала она.
Ждать пришлось недолго.
У двери палаты Уилла я остановилась.
— Ты можешь подождать здесь? Мне хотелось бы зайти одной.
Норма пристально посмотрела на меня:
— Ты уверена, Мэгги? Знаешь, милая, тебе ведь вовсе не обязательно себя наказывать.
— Уверена. Я не боюсь его больше. — По крайней мере не очень боюсь.
— Вот и молодец. Я подожду на улице. Прикинусь толстой туповатой шлюхой, может, и подцеплю кого из здешних психов.
Санитар открыл дверь, и я вошла. Я вошла. Ничем не примечательная комната: чисто, заправленная постель, письменный стол, стул, табурет и напольная лампа. На полке встроенного книжного шкафа несколько новых книжек в бумажной обложке, очевидно, непрочитанных, и умывальник. Все почти как в тюрьме, только чище и аккуратнее.
Уилл стоял у окна. Мне почему-то показалось, что он вообще никогда не садится. Он смотрел на меня, точнее, смотрел сквозь меня.
Я больше не боюсь. Я справлюсь. Сделаю все, что нужно.
За то время, что я его не видела, Уилл стал даже еще красивее, чем раньше. Чудесные белокурые волосы отросли и отливали золотом, ловя лучи полуденного солнца, проходящие через зарешеченное окно.
— Здравствуй, Уилл.
Тишина.
У него было бледно-розовое, гладко выбритое лицо; тело сохранило прежнюю гибкость, которая ощущалась даже в неподвижной фигуре.
— Я — Мэгги, Уилл.
Похож на взрослого ребенка, подумала я, вспоминая, каким он был при нашей встрече в Озерном клубе, потом на свадьбе. Воспоминания принесли печаль и боль. Сколько же было лжи.
Я любила его, потому что в него легко было влюбиться. В конце концов, Уилл все-таки был хорошим артистом. Ему удалось одурачить очень многих, едва ли не половину мира. И он очень старался одурачить меня.
Внезапно Уилл издал странный, почти пронзительный звук, эхом отскочивший от больничных стен. Когда я выстрелила в него второй раз, пуля, попав в голову, отскочила от кости, успев, однако, повредить мозг.
— Ааааааыыыыыввв, — сказал он, — ааааааыыыыввв!
В голосе его чувствовалась настойчивость, но я ничего не поняла.
Что он пытается сказать?
Зовет меня? Или мать? Или кого-то другого?
Что?
Я села на деревянный табурет напротив Уилла и заставила себя посмотреть ему в лицо.
Мне жаль, что так получилось, Уилл. Но я в этом не виновата. Я спокойно сплю по ночам. Ты сам сделал это с собой.
Я думала об убийстве, которое он совершил в Бедфорд-Хиллз; о его ужасном предательстве в отношении меня; о том, что он сделал Алли и Дженни, и о том, что хотел сделать со всеми нами.
И все же во мне не было ненависти. Я не могла ненавидеть его сейчас. После того, что с ним стало.
— Уилл, ты слышишь меня? Понимаешь, что я говорю? В пустом взгляде ничего не изменилось. Он не понимал меня. Или?.. Нет, Уилл навсегда ушел в свой мир.
«Как грустно, — думала я в тот день, сидя в его палате и глядя на него. — Ты еще молод. Ты выглядишь молодым, подающим надежды. Но ты уже никогда не принесешь зла мне или моим детям. Я не боюсь тебя, Уилл».
В начале шестого вернулся санитар. Прежде чем войти, он предупреждающе позвенел ключами.
— Время посещения вышло.
— Спасибо. Еще минутку, пожалуйста.
Я подошла к окну, где стоял Уилл. Золотистые лучи уступили место серой туманной дымке.
— Мне жаль тебя, но простить не могу.
Я ждала, что Уилл скажет что-то. Произнесет хотя бы несколько слов, по которым я смогу его вспоминать. Объяснит, почему хотел убить меня. Почему так поступил с нами.
Кем вообще был Уилл Шеппард? Знал ли это кто-нибудь?
— Ладно. Прощай, Уилл. Очень жаль.
Я собрала в кулак волю и выдержку и направилась к выходу. Я повернулась к нему спиной. Я больше не боялась его.
Глава 122
Внезапно Уилл закричал так сильно, так громко, что эхо прокатилось по всей клинике. Я обернулась.
Он снова закричал, раскачиваясь всем телом.
По коридору уже бежали санитары. Дюжий парень с зажатым в кулаке одноразовым шприцем бросился к Уиллу и схватил его за руку. Я поняла, что такое случалось и раньше.
— Аааааааыыыыввв! — кричал Уилл.
Я подумала, что у него приступ. По крайней мере это было очень похоже на эпилептический припадок.
— Ааааааыыыыыввв! Ааааааыыыыв! — продолжал кричать Уилл.
Лицо и шея покраснели от напряжения. Под кожей проступили вены.
Я с ужасом смотрела на своего бывшего мужа.
Что? Что он пытался мне сказать?
В его глазах не было ни малейшего намека на узнавание, на понимание. Его повалили на кровать.
Белокурую Стрелу повалили на кровать!
Я устремилась к выходу, торопясь быстрее покинуть палату, потому что все равно уже ничем не могла ему помочь. В конце коридора меня ждала Норма.
— Мэгги! Боже мой, что случилось? Что это было? Ты в порядке?
Я обхватила ее руками и крепко прижала к себе, словно надеясь заслониться ею от еще звучащего пронзительного крика. Потом мы вышли из здания и пошли к уже погрузившейся в полумрак стоянке, окруженной мрачными силуэтами деревьев.
На полпути я обернулась. Мне вдруг показалось, что кто-то — или что-то — вышел из могилы. Что-то преследовало меня — я ощущала это всем естеством.
— Ааааааыыыывв! — неслось мне вслед.
Безжизненные, пустые глаза...
Но никто не смотрел на меня из окна больничной палаты. Окно тоже было пустым.
Глава 123
В своей скудно обставленной палате Уилл кричал и кричал. Кричал и кричал. Кричал до тех пор, пока голосовые связки не превратились в растрепанные веревки. И все равно он пытался кричать.
Он кричал и тогда, когда санитары вечерней смены попробовали накормить его ужином, и когда его переодевали, и когда укладывали в постель. Его сила, его выносливость поражали всех. Он был молод и очень силен.
— Ааааааааыыыыыв! Ааааааааыыыыыв! Ааааааааыыыыв!
И снова:
— Ааааааааыыыыыв!Ааааааааыыыыыв! Ааааааааыыыыв!
Ааааааааыыыыв!
Сегодня он видел Мэгги. Он все понимал. Он хотел поговорить с ней, но не смог. Не смог. Все, что у него получилось, это — ааааааааыыыыв!
Почему она не поняла его? Почему никто его не понимал?
Ааааааааыыыыв!
Я жив!
Я жив!
Пожалуйста, не оставляйте меня!
Я в темнице своего тела. Разве вы не видите? Почему вы не хотите мне помочь?
Ааааааааыыыыв!
Ааааааааыыыыв!
Я жив!
Мы были на полдороге в Бедфорд, когда меня озарило, когда я поняла, что пытался сказать Уилл.
Он не мог оформить звуки, слова сливались в одно. «Аааыыв» означало «я жив». Он мыслил. Он понимал. Он просто не мог правильно произнести это.
У меня вдруг перехватило дыхание.
Но я уже не повернула назад.
Я никогда его не увижу.