— Если бы мы точно, абсолютно точно знали, что это он причинил зло Дэниэлу, тогда ты, Гарри, мальчик мой, должен был бы стать в очередь. Это дело для мужчины, Гарри, не для маленького мальчика. Если бы мы были уверены, я бы знал, что делать.
Отис мог бы его убить, точно. У него бы это лучше получилось.
— Но даже тогда, даже тогда, Гарри, это было бы неправильно.
— Но почему?
— Потому что. Просто запомни, и все.
У него губы задрожали. Он поднес руки к лицу, откинул голову назад, зарычал.
Потом он вроде как успокоился.
— Если бы ты поджег сарай, кто-нибудь мог бы вызвать пожарных. Могли бы послать меня. Я мог бы пострадать.
Да, об этом я не подумал.
Мы смотрели через окно на пустой больничный двор.
— Ну, мы приехали, — наконец проговорил Отис.
— Папа здесь?
— Он жил здесь, в квартире над больницей.
— Я ничего не знал про квартиру в больнице.
— Обычно там живут приезжие врачи.
— И сейчас у него там тоже какой-нибудь приезжий врач?
Отис все смотрел в перед, за стекло.
— Насколько я знаю, он живет там один.
— Папа не должен был уезжать из дома.
Отис промолчал.
— Отис, черт побери!
— Что за выражения, Гарри.
— Я не собираюсь туда подниматься.
— А тебе и не надо, дружище, — ответил Отис.
Он включил мотор, и мы поехали к ним, к Отису и Джоан. Всю дорогу он вел машину так, будто и вправду ненавидел «ниссан».
Мы все исправим?
26
— Я не хочу больше этого слышать, Гарри.
— Но, пап, все же называют это место психушкой.
Он чуть не врезался. Никогда не умел парковаться. Поэтому-то мы и ставили машину на парковку с табличкой «Только для врачей». На парковке для посетителей машин всегда было больше, и папа ни за что не втиснулся бы.
— Кто это — все?
Он снова завел мотор. Потянулся к рычагу ручного тормоза. Посмотрел в зеркало заднего вида. Подал назад. Крутанул руль в одну сторону, затем в другую.
— Кайли Келли.
— С каких это пор тебя заботит, что думает эта глупая девчонка?
— С тех пор, как мама попала в… сюда.
Отец покрутил ручку переключателя скоростей, мы подались немного вперед. Он сказал, понизив голос:
— Гарри, сынок, это специальная психиатрическая лечебница, в этом нет ничего постыдного.
Ага, здорово. Так и скажу им в следующий раз. Вот ребята обрадуются.
Отец снял машину с ручника.
— Чокнутые, пап.
Шины завизжали.
— Предупреждаю в последний раз, Гарри.
— Просто они еще и так говорят.
— Им бы следовало больше думать. — Он почти припарковался.
— Психи.
Машина резко дернулась. Чпок! — раздалось сзади.
— Черт! — сказал папа. — Черт, черт, черт, — повторил он, когда мы выбрались из машины и увидели, во что врезались.
Это был «порш» с откидным верхом. Наша с Отисом любимая модель. Делает 156 миль в час.
Папа сморщил лицо, как будто пытался сфотографировать то уродство, которое мы сотворили с машиной. Я думал, он сейчас здорово разозлится на меня, но он, наверное, слишком устал, чтобы думать о такой ерунде. Я вдруг заметил его брови: они стали совсем седыми.
— Нас никто не видел, пап. Давай смотаем?
Папа достал свою записную книжку, написал что-то, вырвал листок и засунул под дворник. А потом сказал кисло, как часто говорил в последнее время:
— На зарплату врача такое не купишь.
Я подсунул руку под себя, посидел на ней немного, затем как бы случайно почесал нос, проверяя, не от меня ли так воняет мочой.
Папа взял со столика журнал.
— В этих больницах всегда так, сынок.
Дело было не только в вони. В комнате за ширмой (ее называли Инвалидной комнатой) в скрипучих креслах сидели старые люди и тоскливо смотрели по телику дурацкое шоу. Дальше по коридору очень старая леди шаркала в нашу сторону, опираясь на такую специальную металлическую подставку для стариков. У бабульки были седые кудряшки, ярко-красные губы и вечернее платье, какие носили тыщу лет назад. А свою каталку она украсила новогодним «дождиком».
— Это печенье даже в тарелку не помещается! — громко и взволнованно сказал кто-то за ширмой, в Инвалидной комнате.
Женский голос успокоил:
— Не глупи, Чарли, это самое обычное печенье с кремом.
Старушка приближалась к нам, царапая подставкой стену.
— А я настаиваю, — не сдавался тот, с печеньем. — Ты что, сама не видишь? Совсем с ума сошла? Я тебе говорю: тарелка мала. Ничего не выйдет. Не поместится.