— Ха, так это моя работа, если б я это не сделал, ты захлебнулся бы кровью. Поблагодарив Родного жестами я взял блокнот и стал писать.
— Ромка, где остальные, и почему вы не укатили в МиранзаИ?
— Вован, не ерепенься, остальных мы отправили домой, здесь только я и Харез. Остались, что бы забрать тебя.
— Хорошо, а то уж я заволновался, а как там Ахмед?
— Мы у него не были, ночевали здесь на стоянке возле территории госпиталя.
— Парни, мозги не парте, перебирайтесь обратно к Ахмеду, мне здесь лежать как минимум неделю.
— Неделю нельзя, шесть дней Вован, не больше, а то в МиранзаИ, поднимется кипишь и Миху разорвут на кучу маленьких Мишуток.
— Всё равно, перебирайтесь к Ахмеду, там хоть крыша над головой, а я уж постараюсь прийти в норму как можно раньше.
— С этим всё ясно, ты мне вот что скажи Вован, у тебя с этой «сестренкой» какие отношения?
— Что ты имеешь ввиду?
— Ну, в смысле, …. «что имею, то и введу». — сказав это Родной и разулыбался.
— Ах, ты об этом, «запал» на нее что ли?
— Ну, те то чтобы очень … — сказал Роман и засмущался, — познакомь меня с ней.
— Рома, Рома, с тобой всё ясно, вон слюни текут, но что ты с ней будешь делать? Ты же не знаешь итальянского?
— Разберемся, … любовь — не знает барьеров.
— Ромка, если я тебя познакомлю, то тебя отсюда не выгонишь, ох, утонишь в её бездонных глазах. Но не вопрос, познакомлю, если это не помешает делу.
— Ничуточки, — поспешно проговорил Ромка и с надеждой в глазах уставился на меня.
Я поглядел на Хареза, и задумался, — «на русском он не читает, а на арабском я не умею писать, как сказать ему, что бы присмотрел за Ромкой?» И тогда я написал Роману,
— Скажи Харезу, что я велел присматривать за тобой, а то ни каких знакомств.
— Будет сделано командир. — уже весело, с энтузиазмом ответил Родной и обернулся к Харезу. — Дружище, Волк говорит, что бы ты, приглядывал за мной, боится, что я наделаю глупостей. Если буду тупить, дубиной по затылку и в машину меня, связанного. Понял?
Харез поглядел на меня, ища поддержки, и я не заставил ждать, многозначительно кивнул, подтверждая слова Ромашки.
— Присмотрю Шабах, не беспокойся, — ответил Харез. И я с благодарностью поглядел на него. Потом, вырвав исписанные странички из блокнота, отдал их Ромке и нажал на кнопку вызова медсестры. Каталина пришла быстро, по-видимому находилась где-то рядом. Скромненько зашла в «палату» и спросила, глядя на меня:
— Что-то требуется Шабах?
Я махнул рукой, приглашая её подойти ближе, и начал писать в блокноте.
— Каталина, хочу познакомить вас с моими друзьями. Это Харез Аль Ислами. — Написал я, потому, что ни чего другого в голову не пришло и повернувшись к Харезу указал на него.
Хитрый Ромка, стоявший за спиной медсестры и читавший мою писанину на немецком, округлил глаза. Повернувшись вместе с Каталиной к Харезу, он удивленно произнес.
— Харез Аль Ислами?
Афганец, тоже округлил глаза и не мене удивленно спросил:
— Почему Аль Ислами? Я не араб, я туркмен — Харез Ибн Рашид.
— Не знаю…., — ответил Роман — так тебя обозвал Волк.
Харез глянул на меня укоризненно, а я только развел руки и пожал плечами, потом выдернул, у ни чего не понимающей итальянки, блокнот и зачеркнув Аль Ислами написал Ибн Рашид.
Медсестра прочитала надпись и протянув руку Харезу своим насыщенным голосом произнесла:
— Каталина Батини, рада знакомству. Харез пожал руку, итальянке и немного смутился, Рома тем временем, скромно стоял у нее за спиной. Я же продолжил писать дальше.
— А тот тип, у которого при виде вас текут слюни, мой друг Роман Родригас. «Вот как, чуть не написал настоящую фамилию, вовремя поправился» — мелькнула в моей голове мысль. Рома, прочитавший записку, сверкнул на меня глазами, и показал кулак. А когда Каталина повернулась к нему для знакомства, я показал ему язык. Медсестра вновь протянула руку и представилась. Ромка, как настоящий ловелас. Взял ее ладонь в свою, и припав на одно колено поцеловал. Мгновенно перейдя на немецкий язык, он защебетал:
— Очень приятно познакомиться с такой красавицей, вы сеньорита, лучик света в этом безумии.
Каталина одернула руку и проговорила с наигранным возмущением:
— Но, но, сеньор, мы не на улицах Рима, и я сержант госпитальер.
— Как скажете, но вы уж больно очаровательный сержант. «Всё, это надолго», — подумал я, и дал знак Харезу выводить эту парочку. Харез все понял и стал их выталкивать из «палаты». Я помахал рукой, как бы прощаясь, и вздохнул с облегчением. Моя миссия окончена, теперь главное, быстрее встать на ноги.
Дальше всё покатилось по накатанной больничной колее. На следующий день меня пришёл навестить Ахмед, они с Романом принесли мне плов с кишмишом, и всё это было завёрнуто в чурек. Ахмед похвалился, что плов готовила его жена, специально для меня. И только я собрался вкусить сладкий плов, в палату зашёл рыжий Рудольф. Разогнав моих посетителей, он сказал:
— Я бы вам не рекомендовал есть местную пищу.
Сказывалось, наверное, то, что я всё же выглядел по европейски и он опасался, что меня могут банально отравить. Оказалось всё намного проще.
— С чего бы это? — спросил я, как всегда, написав вопрос в блокноте.
— Во-первых, вам сейчас нужна диета, во-вторых, сейчас будем делать томографию и если всё нормально, то будет операция.
— Какая ещё операция? — написал я и недоумённо уставился на врача-майора.
— Как … вам не сказали? По извлечению катетеров и трубок вентиляции из вашего организма.
Я с сожалением посмотрел на разложенный передо мной чурек с горкой сладкого плова и мысленно попрощался с сытным завтраком. Потом взял блокнот и написал, обращаясь к врачу:
— Доктор, пусть мой плов оставят, я его съем после операции.
— Это навряд ли, до завтрашнего утра вам ничего нельзя, кроме йогурта.
Я сглотнул слюну, разочарованно поглядел на плов, а мой желудок возмущено заурчал, видимо ругая всех врачей отборным матом из-за того, что его лишили изумительной вкусняшки. Но делать нечего, пришлось отставить поднос с яствами в сторону, так как в «палату» вкатили компьютерный томограф. Но я не сразу сдался, написал доктору ещё одну записку:
— Доктор Рудольф, передайте этот листок моему другу, — а дальше добавил уже по-русски: «Ромка, сожри за меня это плов, может мне полегчает из-за того, что добро не пропадёт даром. И мой желудок не будет протестовать так сильно, зная, что я пожертвовал его еду ради друга».
Майор взял записку, прочёл и вышел на минуту из помещения, затем вернулся уже без записки и начал давать распоряжения. Меня ворочали, фотографировали аппаратом с разных ракурсов и положений. Рудольф, глядя на монитор, остался доволен и, одобрительно кивнув, сказал:
— Ну что же, всё в полном порядке, ранение заживает, можем готовить вас к операции. Вот примите это пилюлю.
— Зачем? — написал я.
— Это успокоительное, ведь операция, какая — бы она не была, это стресс для организма.
Я молча взял пилюльку и проглотил, запив водой. Доктор одобрительно кивнул и вышел, томограф выкатили вслед за ним. А минут через десять мне похорошело, глаза отяжелели, язык стал толстым, а движения как у очень пьяного. Потом пришли медбратья с каталкой и всё … остальное осталось в тумане. Очухался я среди ночи от ощущения полного мочевого пузыря и жуткого сушняка во рту. Дежурное освещение было слабым, пришлось включить ночник рядом с кроватью. Осмотревшись, нашёл «утку», сделал дело и мне полегчало. Нажал кнопку вызова медсестры и стал ждать. Спустя время, появилась незнакомая мне заспанная девица, в зелёном медицинском костюме. Это была полная противоположность Каталины. Негритянка с осветлёнными волосами, ростом на пол головы ниже итальянки, зато формы куда круглее, особенно объёмной оказалась нижняя часть. Она протёрла глаза и грубо спросила по-английски:
— What?
Я попробовал сказать, что хочу пить, но не получилось. Тогда пришлось жестами показывать, что мне надо. Темнокожая пышка молча вышла и вернулась через пару минут, пихнув мне в руки пластиковую бутылку с водой и одноразовый стаканчик. На её лице отражалась крайняя степень презрения. «Тоже мне, „звезда“. Распустили вас амеры, дав свободу и равные возможности, а то и вообще более льготные», — проскочила мысль в моей голове, да и взаимное презрение с моей стороны усилилось. И почему-то очень захотелось эту бабенку сунуть её губастой мордой в унитаз, чтобы знала своё место. Но отогнав негативные мысли, я успокоился, попил воды и незаметно для себя погрузился в сон. Сказалось действие обезболивающих. Утром меня разбудил кудрявый мужик в военной форме с канадским флажком на рукаве. Когда я окончательно пришёл в себя и хлебнул воды, он на хорошем немецком спросил меня: