— И у тебя за все эти пять лет не было других мужчин?
— Почему? Были, — пожав плечами, ответила я равнодушно. — В тот самый период, когда мы расстались, я пробовала встречаться с другими… Точнее — с другим. С моим одногруппником, у нас даже, вроде как наметились серьезные отношения. Но… — Я запнулась, пытаясь подобрать слова.
— Но мой братец тянул тебя к себе гораздо больше… — догадался Вадим. Я, не став оспаривать банальную истину в его словах, кивнула. Вадик, взяв в руки бутылку, стал медленно откручивать крышку и вдруг спросил: — Слушай, а чем он тебя так зацепила и продолжает цеплять? — я нахмурилась. — Его деньги тебе не нужны, о тонкой душевной организации брата я не знаю, мало как-то мы общались. О мужской красоте говорить тоже не берусь — не разбираюсь в этом… но ведь не только из-за привлекательной внешности ты с ним была столько лет?
— Конечно не только, — согласилась я. — У твоего брата много других достоинств… — Вадик показушно хмыкнул. — Но говорить о них с тобой — я не хочу. Да и вспоминать о них мне тоже уже не хочется.
— Ну и правильно, — кивнул Вадим, разливая коньяк. — Тем более, недавние его поступки, в отношении тебя должны перечеркнуть большую часть того хорошего, что ты находила в нем… — родственничек прищадумался и в конце добавил: — Да и не стоит забывать о самом главном факте — он муж твоей тети.
— Главнее факта не найдешь! И этот факт мне хорошо известен! — слегка разозлилась я, Вадим нахмурился.
— Вадим, тебе не идет быть моей совестью. Ксения Сергеевна справляется с этой ролью уже давно и намного лучше, — с улыбкой сказала я. В этот момент, только что упомянутая Ксения Сергеевна как раз вернулась за наш стол.
— Как у нас дела? — поинтересовалась она. — Атмосфера не накаляется?
— Пока — переменная облачность, но и осадков, в ближайшее время, не ожидается, — ответила я. Ксюнька хохотнула и потянулась к своей рюмке.
В головушке моей начинало шуметь. Да и за столом, где Станислав Яковлевич отмечал свой сорок пятый день рождения, было весьма шумно и очень даже весело. Особенно весело было Лерочке — она громче всех хохотала. Я, не специально, но стабильно-систематично возвращалась взглядом к их столу, и уже несколько раз встречалась глазами с Вовочкой. Он сурово на меня смотрел, а я хитро улыбалась ему в ответ, чем очень сильно раздражала Вадима, он каждый раз различными звуками пытался "возвратить" мой взгляд за наш столик: то бокал звучно поставит, то вилкой по тарелке погремит, то громко закашляется.
— Слушайте, может все таки уйдем? — не выдержав, предложила Ксюха.
— Нам осталось всего-то немного, — сказала я, кивая на бутылку, — Еще по одному бокалу.
Вадим тут же схватил бутылку, с поразительной точностью одинаково разлил остатки коньяка по нашим рюмкам, и подозвал официанта, с пожеланием принести нам счет. Я, наблюдая за всем этим, усмехнулась. Вот почему он, спрашивается, злится? Ему что, больше всех надо? И чего, собственно, загостившийся у меня родственничек этим добивается?
— Пожалуй, мне стоит освежиться, — сказала я, понимая что готова задать все эти вопросы вслух. Неторопливо поднялась, а потом наклонившись к Ксюхе, спросила. — А где здесь уборные?
Ксюшка указала мне рукой куда-то налево и я сразу же поспешила в этом направлении. Дошла до указателя и, свернув за угол, быстро нашла дамскую комнату.
Закончив все необходимые дела, я встала напротив зеркала. Вымыла руки и посмотрела на свое отражение. Вот как так? Вот почему, когда Владимир Алексеевич так близко, я словно робею, теряюсь… и как завороженная смотрю на него? Люблю? Неужели? Или все дело в детской мечте, переродившейся в привычку? Ведь это привычка. Приобретенная. Рефлекс — смотреть запретно, но взгляд блуждает. Трогать нельзя, но руки тянутся в попытке… Так было всегда… Нет. Хватит. Надо просто вспомнить: лязг ремня, порванную одежду и синяки… Я покосилась на свои запястья. Едва видимые синяки вдруг заныли, заставляя меня вспомнить тот жуткий день. Переведя взгляд на зеркало, я мысленно послала Вову к черту. Затем поправила прическу и шагнула к выходу. Толкнув дверь уборной, я чуть нос к носу не столкнулась с любимым дядюшкой.
— Привет, — от неожиданности, брякнула я.
— Ага, — сказал он. — Какого черта ты здесь делаешь?
Он злился: жилваки играли, глаза смотрели сурово, а руки, которые он убрал в карманы брюк, нервозно дергались. Меня почему-то очень позабавила такая картина.
— Пардон, а что можно делать в туалете? — с усмешкой спросила я. Вова отреагировал на мои слова неожиданно: сильно схватил меня за руку и, прижав к стене, гневно задышал мне в ухо: