- Закрой глаза,- шепот Трандуила был не громче ударов зеленых капель о бархатную поверхность мха,- впусти его в себя, и он тебя примет.
- Мне страшно,- тоненький голосок был таким жалостным, таким потерянным. Маленькие пальцы сильнее вцепились в полу плаща.
- Я с тобой,- теплая ладонь короля погладила светлую макушку, едва доходившую ему до бедра. Мальчик под этим нежным касанием явно расслабился, чуть склонил голову, подставляясь, как ласковый зверек. – Ничего не бойся.
Принц разжал похолодевшие пальцы. Один шажок – за ним еще один. Ноги не утопали в белесом мху, но мальчик шел так, словно боялся провалиться в него. Он обернулся, отойдя немного дальше, и Трандуил улыбнулся ему ободряюще. Леголас решительно сдвинул брови. За новым шагом – еще один, смелее, уверенней, и вот он уже побежал, едва касаясь ногами земли. Все стремительней, не оглядываясь, огибая темные стволы. Трандуил улыбался, глядя ему вслед. В Леголасе не было крови синдар – он был истинным сыном леса, и, кажется, лес признал его, принял в свои объятия, чтобы теперь раскрыть все свои тайны. Леголас был маленьким листом среди величавых зеленых крон, и Трандуил знал – пройдет совсем немного времени, и Ласгален полюбит его больше, чем своего нынешнего короля, и тогда у Зеленолесья будет новый правитель. Тот, кто станет душою леса, его истинным хозяином. Трандуил любил Ласгален, чувствовал связь с ним, но под этими кронами сердце его не знало покоя. Он мог слышать музыку чащи, видеть глазами диких зверей и песней зачаровывать речные потоки. Но по-настоящему сродниться с Зеленолесьем мог лишь Леголас – он был сыном леса в куда большей степени, чем сыном Трандуила.
Мальчик, меж тем, погнался за серой проворной белкой – она взлетела по стволу дерева, и Леголас, ловкий, как дикий зверек, понесся следом, легко перепрыгивая с ветки на ветку. Трандуил же, оправив на плече верный лук, прикрыл глаза и позволил шуму леса снова проникнуть в себя и открыть в нем иное зрение. Как прозрачные нити паутины, потянулись во все стороны тонкие струны его чувств. Вот молодой олень пронесся по звериной тропе – легко перемахнул через чистый ручей и скрылся в зарослях можжевельника. Вот, ворочаясь и ворча, из-под поваленного дерева вылез исхудалый после зимней спячки медведь. Вот стая черных дроздов поднялась над синим ельником в чистое небо. Трандуил искал – лес сам вел его туда, где ждал тот единственный зверь, которого можно было сегодня лишить жизни. Дар леса, необходимая жертва ради самого продолжения жизни.
Король почувствовал его. Матерый пегий кабан вышел из-за густых колючих кустов. Совсем близко – темная тень на полупрозрачном полотне лесной жизни. Трандуил двинулся вперед над тропой, замер за толстым стволом, слушая, наблюдая за тем, как кабан топчется по влажной земле. Он слышал мерные спокойные удары сердца – зверь не подозревал об опасности. Трандуил вложил стрелу на тетиву. Выстрелил, не целясь. Холодную тишину прорезал короткий визг – и все было кончено.
- Ты убил его…- тоненький голос прямо за спиной. Крохотная темная белка доверчиво устроилась на плече у Леголаса, сам же принц смотрел на отца широко распахнутыми голубыми глазами.
- Да, мой мальчик,- кивнул Трандуил,- мы – эльфы Ласгалена, живем в мире с лесом, и он позволяет нам забирать жизни своих детищ. Но никогда не убивай, если не уверен, что имеешь на это право. И не забудь благодарить лес за его дары.
Маленький принц пересек поляну в несколько быстрых шагов. Присел на корточки у поверженного кабана. Не обращая внимания на оросившую траву горячую кровь, от которой поднимался белесый пар, и на торчащую из бока зверя стрелу, Леголас аккуратно погладил ладошкой шершавую морду.
- Прости, что тебя убили,- прошептал он грустно, но тут же вскочил и с беззаботной улыбкой повернулся к отцу,- научи меня так же стрелять,- потребовал мальчик.
Трандуил покачал головой – эта юная душа, такая родная лесу, слишком легко принимала смерть.
***
Элронд поднялся на смотровую площадку самой высокой башни. Утренняя роса лежала на сером камне, вытесанном мастерами-нолдор. Эту башню строили быстро - но вот уже тысячи лет она стояла, охраняя тех, кто нашел убежище в Последнем приюте. Отсюда князь эльфов и людей Имладриса мог видеть далеко во все стороны света. На западе его взор различал чуть скругленные пики Синих Гор, на востоке, гораздо ближе, высились громады Туманных Гор, воздвигнутых, говорят, в незапамятные эпохи для того, чтобы удержать Моргота от прихода на запад. Или воздвигнутые Морготом, для того, чтобы удержать эльфов на востоке? Заботы тех времен были уже не важны. Та забота, что мучила владыку Имладриса сегодня, пришла с юга. Ночью, когда свет Луны озарял долину, встретившую воинов, вернувшихся домой, когда серебряные волосы любимой были для него ярче лунного света, когда все мысли и тревоги ушли, наконец, далеко-далеко, пропали в сияющем радостном вихре, растворились в потоке счастья, уносящего их с Келебриан, вновь бывших одним целым, он снова почувствовал это. Как темный ветер, как взгляд в пропасть, как крик, готовый сорваться и не сорвавшийся. Но к чему слова? Элронд знал, что он почувствовал ночью, у себя дома, в объятиях той, которую любил. Воля Саурона вновь была в этом мире. Она, на секунду коснувшись его, отлетела прочь, но Элронд узнал ее безошибочно.
- Что мне делать? - прошептал он, сжимая кулаки. - Что мне делать, о Силы, что делать?
Мягкий шелест шагов за спиной был не громче ударов первых капель дождя по крышам. Они застыли в небольшом отдалении, но холодный утренний воздух наполнил сладкий аромат серебристого жасмина.
- Ты проснулся так рано и сразу покинул меня,- в тихом голосе слышался игривый упрек.
- Здравствуй, Тилли, - проговорил Элронд мягко и посмотрел на Келебриан чуть смущенно. Она была так прекрасна, так волнующе хрупка в сером свете раннего утра. - Я не спал в эту ночь.
Она чуть зарделась, словно отблеск рассветного солнца пал на ее лицо.
- Я знаю, единственный,- проговорила Келебриан и подошла на полшага ближе, но тут же замерла и нахмурилась, словно поняв, что имел он в виду вовсе не то, что ей сперва показалось,- тебя что-то тревожит? - спросила княгиня мягко,- дурные сны? Тени прошлого?
- О, хотел бы я, чтобы то были лишь тени! - Воскликнул Элронд, не в силах утаить тревогу от любимой. Может ли он сказать ей о том, что тревожит его? Но как не сказать? Как скрывать дурные вести от той, в ком смысл и свет его жизни? - С тех пор, как я вернулся в Имладрис, я ношу это кольцо, доставленное сюда нашими воинами, - проговорил Элронд. - Это Вилья, Кольцо Воздуха, - он вытянул руку и сапфир на золотом кольце радостно просиял, словно довольный тем, что может покрасоваться. - Гил-Гэлад передал мне его перед битвой. Тогда я надел его впервые и тогда я почувствовал волю Саурона, который видел меня из своей башни. Я почувствовал ее так, как ты чувствуешь тучу, скрывающую солнце. Саурон пал, и я решил не снимать кольца, чтобы знать, если он вдруг вернется. Я ничего не чувствовал, Тилли, ничего, лишь небо и ветер! Лишь мир, каким задумали его Вечные Силы. И вот сегодня ночью я вновь ощутил это. Тьма видела нас, Келебриан, она взглянула на нас и отступила, но в сердце моем тревога.
Едва заметно дрогнули светлые ресницы, взгляд серых глаз скользнул по сапфиру в кольце и вновь остановился на лице Элронда.
- Но как это возможно? - спросила Келебриан тихо,- ведь Саурон был повержен?
- Саурон был повержен, но как, Келебриан? Этого я не знаю. Знаю лишь одно, Исилдур взял себе Кольцо Всевластья. Ты помнишь, что Келебримбор говорил Гил-Гэладу об этом кольце? “Чтобы всех отыскать, воедино собрать и единой черною волей сковать” - вот для чего враг выковал кольцо. Вот чем он скрепил связь между кольцами, и вот почему Гил-Гэлад не смел носить Вилью, пока враг скрывался в Мордоре. Нынче кольцо у Исилдура, любимая, и я не знаю, что думать. Слишком быстро черная воля явилась вновь.