— Ты ничего не помнишь…
— Вот именно. Да и нечего уже помнить.
— И ты не пугаешься, пока не вернешься обратно?
— Страшно становится, когда понимаешь, что вообще уходил. Страшно знать, что это может случиться снова. Но когда уже там… Небытие… — Пожав плечами, дед расплылся в улыбке. — И возвращение, словно тебя вдруг находят товарищи. Словно шахтеры ищут пропавшего, бредут все дальше, освещая туннели своими фонарями, зовут по имени…
Дед опять покачал головой:
— Стариковские горести. Они не для юнцов вроде тебя, чего бы ты там себе ни надумал, — строго сказал он. — И все-таки я ищу способ помочь тебе понять, что со мною творится. Тогда будет уже не так страшно, правда?
— Правда, — прошептал я.
Он протянул руку и кончиками пальцев бережно смахнул с моих щек пару набежавших слезинок.
— А вот это зря, — шепнул дед. — Я свою жизнь уже прожил. Как и ты проживешь свою.
И весело подмигнул.
— Та твоя подружка, — сказал он, — девчушка из строптивых. Она именно та, кто тебе нужен. Как шахтерская лампа, она несет свет и надежду. Ты держись ее, внучек.
Шестнадцать
Той ночью я почти не спал. Вокруг меня хихикали и перешептывались детские голоса. Выглянув в окно, я увидел темное облако, низко повисшее над Стонигейтом. Нигде ни огонька. Дед тихо стонал за стеной. Я пробовал помолиться за него, но слетавшие с языка слова казались пустыми и никчемными. На следующее утро дед никак не мог проснуться. Похоже было, что уже никогда не проснется. Мама сидела подле его кровати с кружкой чая, остывавшего в руках.
— Папочка… — шептала она. — Давай же, папа, очнись.
Я объявил, что останусь дома, но этим только возмутил ее:
— Марш в школу! У тебя свои обязанности. В школу, я сказала.
Под моросящим дождиком я добежал до школьных ворот. Низкие серые облака никуда не торопились, задержались с нами на весь день. Уроки шли под аккомпанемент дождевых струй, хлеставших по школьным окнам. И весь день я думал о том, как мой дед лежит там, погруженный в кромешную тьму, в небытие.
На уроке географии Доббс опять вспылил, раздраженный рассеянностью Элли.
— Если вам кажется, что тектонические плиты не имеют к вам никакого отношения, мисс Кинан, — бушевал он, — это лишь потому, что костные плиты вашего собственного черепа до сих пор не сошлись вместе. Вы обитаете в примитивном мире младенчества, юная леди! Вам еще предстоит сформироваться окончательно, затянуть тектонический разлом.
Я видел слезы в ее глазах, судорожно сжатые кулаки: если бы могла, Элли разорвала бы Доббса пополам.
На переменке мы вместе сидели в коридоре, слушая, как дождь барабанит по крыше. Я искал предлог рассказать Элли о том, что случилось с дедом, но ей было явно не до того. Преисполненная злости, она лишь топала ногой, терла глаза и фыркала.
— Терпеть не могу школу, — шипела Элли. — И ее саму, и всех, кто здесь есть. Наверное, даже не стану дожидаться выпускного. Сама хлопну дверью. Убегу отсюда и заживу новой, кочевой жизнью…
Пихнув меня локтем, она продолжила:
— Хочешь со мною, Кит? Возьмем по котомке и пустимся в странствие по дорогам. Вместе, ты да я.
— Чего?
Рассмеявшись, она скривила губы.
— «Чего-чего»? Куда тебе… Само собой, ты останешься дома. А если и сбежишь, то сразу меня выбесишь.
Я осклабился в ответ:
— Ну, ты даешь! Доббс прав, ты заботишься лишь о себе, о своей чертовой персоне.
Громко топая, Элли удалилась по коридору.
Прозвенел звонок, и я спустился этажом ниже, спеша на урок французского. По пути прошел мимо Эскью, на которого орал Чемберс, школьный завуч. С его губ слетали выражения вроде «деревенщина», «кретин», «позор всей школы». Эскью стоял с низко опущенной головой, вжавшись в стену, и молча впитывал оскорбления. Когда я проходил мимо, он оторвал взгляд от пола и ухмыльнулся:
— Мое почтение, мистер Воскресший…
— Что? — поразился Чемберс. — Ты сейчас что-то сказал?
— Ничего, — ответил Эскью. — Ни словечка.
Французский язык, математика, картонные на вкус бутерброды, раздраженные учителя, затравленные ученики и дождь, дождь без конца. Сплошная муть — и внутри, и везде вокруг. Хотелось только одного — убраться отсюда поскорее, вернуться домой и узнать, как там дед. В кулаке зажат угольно-черный аммонит. Как долго он пролежал там, в толще земли, пока его не извлекли наружу? Сколько времени нужно провести во тьме, чтобы оказаться найденным?
Потом был урок английского, и мисс Буш зачем-то вздумалось вспомнить про рассказ за авторством Кристофера Уотсона. Сверкая улыбкой, она рассеивала все новые идеи. Не стоит ли нам подобрать к рассказу парочку иллюстраций? А также цветную обложку? Как мне такое предложение?