Замолчав, мисс Буш обвела нас взглядом.
— Это и станет вашим заданием на эту неделю, — улыбнулась она. — Закончите рассказ. Первое предложение будет такое: Звали его Лак.
Занеся ручку над чистой страницей, я ненадолго задумался.
Звали его Лак, написал я.
Девять
Свечерело. Облака расступились впервые за много дней. Я забрался на ограду и уставился ввысь. Небо усыпали созвездия — мне удалось найти Большую Медведицу и Ориона-охотника. Под ними вспыхивали сигнальные огни самолета. Вниз, к реке устремилась падающая звезда. Тонкая корка снежного наста хрустела под моими ногами. Наш пустырь озаряло множество огней; люди собирали ветки, ломали ящики и товарные поддоны, чтобы поджечь и рассесться вокруг, жарить на углях картошку, травить анекдоты или пугать друг друга историями о призраках и чудовищах. По всему пустырю горели костры, к которым льнули темные сутулые фигуры.
— Кит! — окликнули меня от одного из костров, когда я проходил мимо. Стайка малышей в тесном кружке, распаленные азартом лица. — Иди к нам, расскажи опять ту историю, Кит.
Меня разобрал смех.
— Позже, — пообещал я им.
И двинулся дальше, в сгустившуюся над рекой темноту. Там я сумел разглядеть — в свете звезд и с помощью окошек, горящих в домах на дальнем берегу, — что лед берет свое, постепенно наступая с берегов. Сколько еще потребуется времени, чтобы лед затянул всю водную гладь, сковал реку целиком? Я присел на корточки и уставился вдаль, — тогда-то мне и послышались уже знакомые шепотки. На периферии зрения показались бродившие в стороне дети. Сощурившись, я различил их худенькие силуэты, увидел отсветы звезд в широко раскрытых глазах.
Пожалуй, я догадывался, что найду его здесь. Поэтому не удивился, когда послышались шаги: Эскью появился, чтобы устроиться над речным берегом поодаль от меня.
— Сидеть, — прошептал он. — Не трогай его.
И вновь тишина. Слышались лишь неспешное течение реки и где-то далеко позади — чей-то смех.
— Эскью, — сказал я.
Никакого ответа. Я поднялся, подошел ближе. Тихо повторил его имя, словно утешая раненого зверька, который способен огрызнуться, даже напасть, но отчаянно нуждается в любви и поддержке.
— Эскью, — шептал я. — Эскью…
Он вздохнул, пробормотал что-то, плотнее запахнул поднятый воротник и пониже натянул вязаную шапку. Я сделал еще шаг, и у ног Эскью шевельнулся пес.
— Ты же замерзнешь тут насмерть, — заметил я. Он лишь фыркнул вместо ответа.
Тишина.
— Чем ты занимаешься целыми днями? — спросил я.
Эскью со присвистом втянул холодный воздух.
Тишина.
— Видал лед?
Нет ответа.
— Как-то давно он укрыл всю реку, — продолжал я. — Люди ходили по нему с одного берега на другой. А когда лед стал таять, один парнишка провалился и утонул.
Ни звука.
— Эскью?
Он опять поправил шапку.
— Гляди, не замерзни.
— Вы двое… — послышался шепот. — Ты со своей глупой подружкой…
— Что? — переспросил я.
Тишина.
Мы глядели, как за полосой наледи мимо течет темная вода. Я чувствовал, как холод вползает в мое тело, устраивается в костях; видел отражения звезд в глазах, наблюдающих за нами из темноты, слышал чье-то неглубокое дыхание и шепотки. Меня била дрожь.
— Я накатал несколько новых рассказов, — сообщил я Эскью. — А ты мог бы нарисовать иллюстрации. Мы могли бы работать в одной команде…
— В команде? Команде, черт подери?
— Твой недавний рисунок великолепен, — похвалил я.
Эскью опустил голову, уставился в снег под ногами. Я видел, как блестят звезды, отражаясь в глазах Джакса, в оскале его зубов.
— А потом… — продолжал я, — потом он мне приснился. Во сне я был под землей, гнался за Светлячком.
Долгое молчание.
— Так всегда и бывает, — вздохнул наконец Эскью. — Сперва рисуешь то, что тебе снится, а потом тебе снится рисунок.
— С рассказами то же самое.
Мы молчали. Только тощие фигурки шевелились в темноте.
— Ты видишь их? — прошептал я.
— Кого?
Сощурив глаза, я увидел их — черные силуэты во тьме, блики звезд в глазах, отсветы на коже.