Дед развел руками:
— Так-то вот. Я слыхал, и Эскью-младший двинулся по стопам отца, а?
— Как знать… — откликнулся я.
— Видишь ли, с этаким отцом у парня не могло быть нормального детства. Внутри у него так и осталось дитя, не имевшее и шанса повзрослеть. Понимаешь?
Я кивнул:
— Кажется, понимаю.
Дед улыбнулся:
— Может статься, дитя у него внутри… оно все еще ждет… ждет случая, чтобы выбраться наружу и вырасти…
Я задумался об Эскью, о страхе и отвращении, которое он вселял в окружающих. Вспомнил ту безнадежность, которую ощутил в его отчаянной хватке; ту тоску, которую разглядел в его свирепых глазах. До чего же он странный, этот мальчишка, в котором причудливо смешались тьма и свет. Где же искать то дитя, что не имело шансов вырасти? Как к нему дотянуться?
И я подумал о Лаке, который грел дитя своим теплом, укрывая под медвежьей шкурой.
— В каждом есть частичка добра, Кит, — заметил дед. — Вопрос лишь в том, можно ли отыскать ее, чтобы вынести к свету.
Одиннадцать
Элли была воплощением злых сил. Глаза как ледышки. Ее заманили в западню, обманули и околдовали. Все, что было в ней доброго, напрочь замерзло.
Она кралась ко мне на цыпочках, вскинув руки и растопырив согнутые пальцы, изображавшие острые когти.
— За хорошим мальчиком Китом явилось само зло… — шипела Элли. — Мороз тянется сковать льдом его сердечко. Холодные ветра летят обратить в лед его душу. Коснись моей руки, ошути мороз. Коснись моих щек, ошути снег. Загляни мне в глаза, и увидишь там лед…
Она подбиралась все ближе, растягивая губы в нехорошей улыбочке.
Но потом рассмеялась. И пустилась в пляс по снегу, взметая вокруг себя белый вихрь снежинок.
— Боже, Кит! — выкрикнула она. — Так здорово! Я в восторге! В полном восторге!
Смеясь, мы шли дальше.
Весь день Элли репетировала свою роль. Буш-Объелась-Груш решила поставить с учениками свою версию «Снежной королевы». В тот день учительница, улыбаясь, обвела класс пристальным взглядом.
— Значит, так… — сказала она. — Интересно, смогу ли я найти то, что ищу? Мне нужен кто-то, способный изобразить совершенное зло. Кто-то, способный одним взглядом заморозить сердце любого. Кто-то добрый, кто сможет обернуться в зло за одно крошечное мгновение.
Улыбаясь, мисс Буш вглядывалась в лица.
— Кто же это будет? — прошептала она.
Все рассмеялись:
— Элли Кинан!
Улыбка мисс Буш стала еще шире.
— Элли Кинан! Ну, конечно! Кто же еще?
Элли все смеялась:
— Так здорово, что Буш выбрала меня! И эта роль, она просто… Боже, Кит!
Элли кружилась в танце, вертелась волчком.
— А еще, знаешь что? Угадай: кто выглянул в коридор и улыбнулся, а потом даже подмигнул мне? Наш Доббс! Ледниковый, тектонический Доббс!
Радостный смех.
— Я буду звездой! — кричала она. — Буду! Буду! Буду звездой!
Поскользнулась и шлепнулась на спину, хохоча громче прежнего.
— Чудесно, — кивнул я. — Ты будешь неподражаема.
— Благодарю, мистер Уотсон! Возможно, вы согласитесь стать моим агентом?
Я помог ей подняться, и мы двинулись дальше.
— Как дедушка? — спросила Элли.
— Пока все хорошо, но рано или поздно это случится опять. Ничего не поделаешь.
Она задумчиво покивала, вздыхая.
— Передавай ему привет… — И тут же фыркнула: — Пф-ф! Ты гляди. Только погляди на него.
Привалившись спиной к забору, впереди стоял отец Эскью. Он повернул голову и уставился на нас покрасневшими, воспаленными глазами. Рот приоткрылся в хмельной ухмылке.
— Смотри-ка, кто топает! — невнятно бормотнул он. — Кто сюда топает… Ха!
Мы перешли на другую сторону улицы, лишь бы не приближаться к нему.
Отец Эскью широко повел рукой, изображая поклон со снятием шляпы:
— Разойдись, дурачье! Дорогу им, дорогу!
Оторвался от забора, пошатнулся, но вовремя нащупал опору.
— На что это вы уставились, а? — крикнул он. — А? А? На что уставились?
— Дикарь, — шепнула Элли. — Вылитая свинья.
— Пошли, — торопил я ее. — Давай скорее.
Эскью-старший метнулся через заледеневшую мостовую, чтобы застыть, покачиваясь, у нас на пути.
— Где он? — заплетающимся языком выговорил он. — Где мой тупой сын?