— Далеко же они тебя завели, — улыбнулась мама.
— Что уж теперь… — вздохнул дед, поднося к губам чашку.
— Деда, я тебе кое-что принес, — сказал я. Развернул рисунок, показал ему.
— Ну, надо же…
Взгляд деда шарил в темноте на рисунке.
— Малыш Светлячок… — прошептал дед. — В точности каким был.
— Это тебе, деда. Если хочешь, его повесят над твоей кроватью.
— Отлично. Просто отлично… — Дед улыбался, поглощенный рисунком. — Вот он, маленький озорник.
Затем подался вперед с приложенным к губам пальцем.
— А Светлячок-то является мне по ночам, знаете ли, — сказал дед. — Приходит повидаться в снах. Хочет уберечь, не дает заблудиться…
Подмигнул, поднял палец повыше:
— Только не говорите про это здешним ребятам в халатах. А то решат еще, что я из ума выжил.
Мы смеялись, но в наших глазах стояли слезы.
Потом дед уснул. Видно было, как быстро его глаза движутся под тонкими, трепещущими веками. Мне сразу представилось, что Светлячок сейчас там, рядом с дедом, присматривает за ним и не дает в обиду. Поговорив с кем-то из врачей, мой отец выяснил, что деда можно будет забрать домой на Рождество. За окном сгущалась темнота, а мы все сидели и смотрели на него. Свернутый рисунок я положил ему на колени.
Когда мы уходили, дед бормотал во сне:
— Быва-ал я молод…
Уже у самого дома мы встретили возвращавшуюся с пустыря мать Эскью.
Мама дотронулась до ее плеча, подержала за руку.
— Все будет хорошо, — сказала она. — Уверена, у Джона все в полном порядке.
Миссис Эскью опустила голову. Из свертка теплых покрывал в ее руках светилось детское личико.
— Зайдите и выпейте с нами чаю, — предложила мама.
Та покачала головой.
— Не сейчас, — сказала миссис Эскью. — Малышке пора домой, в кроватку…
Обведя наши лица рассеянным взглядом, она шагнула ко мне и схватила за руку, чтобы с жаром прошептать:
— Верни его домой. Верни мне моего сыночка, слышишь? — Ногти и кольца больно впились в мою кожу. — Верни его!
И, поспешив прочь, скрылась в сумерках.
Двадцать пять
Долгожданный вечер премьеры. Мы шли в школу, и луна заливала пустырь своим мертвенным светом. Она затмила собою звезды. Заставила снежное поле светиться изнутри. Она заставила блестеть наши глаза, протянула тени от деревьев в садах, разложила их в дорожных выбоинах и колеях. Наши собственные тени беззвучно вышагивали рядом. Из поднятых воротников, из-под намотанных на шеи шарфов мы выдыхали серебристые облачка пара. Нас собрались десятки: семьи Стонигейта покидали теплые дома, чтобы увидеть, как Снежная королева бросит льдинку в глаз Элли, уронит семечко зла ей в душу. Самые младшие из зрителей возбужденно смеялись и подпрыгивали, не выпуская родительских рук. Пожилые пары шагали не спеша, с осторожностью нащупывая верную дорогу и опираясь на трости с резиновыми набалдашниками. За школьной оградой манило к себе теплом ярко, нарядно освещенное здание.
За дверью первоклассники в блестящих костюмчиках из серебристой фольги вручали входящим программки. Из этих буклетов мы узнали, что нынешнее представление не подходит для маленьких детей без сопровождения. В холле висело множество картин и фотографий с изображениями ледников и плавучих льдин. Там были и рисунки с полярными медведями и пингвинами. Спины китов взламывали полярные льды. Карты наглядно показывали, как низко опускались границы ледников в далекую эпоху их безраздельного владычества. Укутанные в звериные шкуры, у костров отогревались пещерные жители, — под наскальными картинами, запечатлевшими животных, которых они боялись, на которых охотились и которым поклонялись. Играла музыка: визгливые свистульки со скрипками, иногда с далекими заунывными напевами, а иногда — с громким, хищным рыком.
Чемберс дежурил в холле, управляя потоками зрителей. Он улыбнулся нам, приветствовал моих родителей рукопожатием и заметил, что я все же взялся за ум после той прискорбной истории с играми в подземельях. Наш географ мистер Доббс тоже подошел поздороваться. Он подмигнул мне, пожал моим родителям руки и тихо сообщил, что школа возлагает на меня большие надежды. Вместе мы прошли в зал: тусклые огни над рядами стульев, обращенных к ярко освещенному ледяному миру на сцене. Едва мы заняли места, как весь свет погас, оставив зал в кромешной темноте. Дети дружно ахнули в притворном ужасе, и «Снежная королева» началась.