Призрак эха отразил его голос от каменных стен далеко впереди.
— Это Лак! — уже громче крикнул он. — Это малышка Дал у его сердца, принесенная сюда издалека. Ай-е-е-е-е-е! Ай-е-е-е-е-е!
Эскью шевельнулся во сне, тихо застонал. Мать Лака сидела, протянув ко мне руки, готовая встретить детей. Я вгляделся в ее глаза.
Мальчик ступил внутрь.
— Это Лак! — позвал он. — Это малышка Дал…
Освещенные пламенем костра, к нему обратились лица. Множество гладких детских лиц и одно лицо в морщинах: отец Лака выглядел теперь слабым и немощным. Мать Лака радостно вскрикнула и поспешила встать, чтобы обнять пришедших.
Мы пристально смотрели друг на друга в неверном свете тлеющих углей.
Эскью опять шевельнулся во сне, чтобы затем успокоиться.
— Продолжай, — прошептал я. — Не останавливайся.
Он поднялся со своего места у костра. Распахнул медвежью шкуру и показал сестренку, надежно укрытую у самого его сердца. Его мать тоже встала, чтобы заключить в объятия.
Я наблюдал. Ждал, чтобы видение потускнело, ведь история была уже рассказана. Но затем мать Лака выпустила сына из объятий и подошла, чтобы низко склониться передо мной. Я видел слезы в ее глазах, ощутил ее теплое дыхание. Она подняла мою ладонь и вложила в нее горсть цветных, ярких камушков. Коснулась легонько моей щеки. А потом, вместе с сыном, покинула узкий круг света от тлеющих углей и прошла сквозь кольцо таращащихся на нас лиц, возвращаясь в глубочайшую тьму.
Я спал в окружении одной лишь черной пустоты. И не знал ничего больше, пока, мерцая и переливаясь огоньками, ко мне не подбежал Светлячок, пока меня не обняли твердые руки деда.
— Кит, — прошептал он. — Кит…
— Деда!
— Ты не горюй, Кит. Они придут. Они нас отыщут.
Тридцать четыре
Не меньше миллиона лет я пролежал у потухшего костра, в кромешной темноте, цепляясь за дедовы руки. Но потом из туннеля послышался звук далеких шагов, блеснули отсветы чьей-то лампы.
— Джон… — прошептал я. Протянул руку над остывшими углями, похлопал по плечу. — Джон.
Он что-то прохрипел, просыпаясь. Зашевелился:
— Чего тебе?
Где-то в темноте зарычал Джакс.
— Тихо, дружочек, — сказал Эскью псу. — Сидеть.
Звуки шагов все приближались. По стенам туннеля метался свет фонаря.
— Теперь ты выйдешь отсюда? — тихо спросил я.
Нет ответа.
— Джон…
— Да, теперь выйду.
— Кит! Кит Уотсон!
Я улыбнулся. Искаженный эхом, до нас долетел голос Элли.
— Сюда! — крикнул я. — Мы здесь!
— Кит! Кит!
— Элли!
— Мне всю ночь снилась хнычущая кроха, — сказал Эскью. — Я нес ее на руках, берег от опасностей. Прямо как тот парнишка из твоего рассказа, когда он заботился о сестре.
Элли подходила все ближе, не переставая звать меня по имени.
— На моей груди, у сердца, осталась пустота, и я нуждался в этом дитя, хотел заполнить пустоту… — Выбросив вперед руку, Эскью сжал мое запястье. — Это все случилось на самом деле, правда? Мы это видели.
— Да, — кивнул я.
— И это я ушел с их матерью? Какая-то часть меня?
— Да. Я видел, как ты подошел к ней, а потом вы оба исчезли.
В моем, крепко сжатом, кулаке перекатывались твердые камушки. Реальнее реального.
— А проснувшись, — продолжал Эскью, — я не сразу понял, где оказался. Я ждал, что проснусь в пещере, рядом с матерью и сестренкой. В далеком прошлом, за тысячу тысяч лет до наших дней.
Я услышал, как у Эскью перехватило горло. Как он втянул воздух.
— Мне страшно, — прошептал он.
— Все в порядке, Джон. Я постараюсь помочь, мы ведь братья по крови.
Затем Элли оказалась рядом. Посветила фонариком в наши лица. Мы сидели, завернувшись в грязные одеяла, у остывшего кострища. Джакс тихонько рычал, но завилял хвостом, когда на него упал сноп света. Саму Элли мы толком не видели: лишь темный силуэт позади фонарика.
— Боже, Кит! — повторяла она. — Боже, Кит!
Подойдя, она присела рядом. Посветила себе в лицо, выкрашенное серебром. На ней был костюм ледяной девочки, на пальцах — длинные острые когти.
— Там такое творится! — сообщила Элли. — Люди ковыряются подо льдом, тралят реку, пытаясь тебя найти. Твои родители приходили к нам поздно ночью, а утром вернулись опять. Говорят, должна же я что-то знать. Но я молчала. Не передала им твоих слов насчет Эскью. А потом сообразила сама. Отправилась к Бобби Карру и трясла это ничтожество, пока он не проболтался. Но все равно ничего не рассказала. Никого не хотела обнадеживать раньше времени.