— Вот и хорошо, — кивнула мама.
— Детские игры… — хмыкнул отец. — Игры, да? Поиграли, и хватит.
Он протянул ладонь и пожал Эскью руку.
— Счастливого тебе Рождества, Джон, — пожелал он. — И всей твоей семье.
— Точно, — сказал Эскью. — Спасибо. Счастливого Рождества.
И запахнул куртку, собираясь уйти.
— Джон Эскью… — произнес дед, открывая глаза.
— Он самый, — подтвердил я.
Старик уставился на застывшего в центре гостиной мальчика в куртке.
— Ну, точно, — кивнул дед. — Собственной персоной. Я знавал твоего деда, парень. Хороший был мужик, смелый.
Малышка тихо захныкала. Эскью поспешил вновь распахнуть куртку, и его сестренка выглянула оттуда, радостно гукая. Дед растроганно ахнул.
— Утю-тю! — заулыбался он. — Утю-тю, голубушка…
Поднял взгляд на Эскью:
— Дашь подержать, а?
— Да уж, — улыбнулась и мама. — Будь так добр, Джон.
Эскью вытащил малышку из слинга и усадил на колени к деду. Тот поднял девочку на руки, скорчил забавную рожицу и присоединился к ее смеху.
— Как назвали? — спросил он.
— Люси.
— Утю-тю, малютка Люси. Утю-тю, красуля моя…
И умолк. А мы стояли, наблюдая за их тихой радостью: старик и младенец вглядывались друг другу в глаза, видя в них свое отражение.
Мама дотронулась до руки Джона:
— Как твоя ма? — спросила она.
— Нормально. У нее все будет хорошо.
— Ты уж постарайся, дружок. Будь к ней повнимательнее.
— Конечно, — кивнул он.
Девочка хихикала, не прекращая.
— Пойдем-ка мы домой, — вздохнул Эскью и наклонился взять ее.
Дед чмокнул малышку в щечку.
— Пока-пока, малютка Люси! — шепнул он на прощанье.
Эскью застегнул куртку, и я проводил его к выходу.
— Увидимся, Кит, — бросил он, выходя.
— Непременно, Джон. Счастливого Рождества!
Мы продолжили готовиться к праздничному ужину. Я зажег свечи в центре стола. Дед клевал носом, то засыпая, то просыпаясь. Мама бросала на меня косые взгляды.
— Итак… — сказала она наконец. — Какие выводы мы сделали?
— Знаешь, он хороший, — сказал я. — То есть ему можно доверять…
Тут отец, чеканя шаг, торжественно внес в гостиную огромную, исходящую ароматным паром индейку.
— Свистать всех наверх! — гаркнул он. — По местам стоять! Всем счастливого Рождества!
Вздрогнув, дед распахнул глаза.
— Пока-пока, — прошептал он. — Пока-пока, милая Люси.
Пять
Дедушка умер в середине января. Уже начиналась оттепель. Широкие лужи на пустыре, мокрая снежная каша на тротуарах. Первые подснежники на клумбах и под кустами боярышника. Я был в школе, где географ Доббс опять распинался о движениях нашей планеты. Он сказал, если перенестись на миллион лет в будущее, мы увидим совершенно иную картину: ни Стонигейта, ни бегущей мимо реки, ни пустыря, ни нас самих.
— Земля без конца меняется, — рассуждал он. — Движутся континенты, в литосферных плитах возникают разломы, и через них наружу вырывается огонь. Холмы попросту сдувает ветром. Моря то набухают, то съеживаются. Планета меняет градус наклона, принося нам невыносимую жару или морозный холод. Нас захватывают то ледники, то пустыни. Всё, что мы видим и знаем, в конечном итоге будет поглощено, переварено и извергнуто назад.
Помолчав, учитель улыбнулся.
— Мы жалкие песчинки. На нас охотится чудовище по имени Время, и спасенья от него нет… — Улыбка так и не исчезла с лица Доббса. — Но это не повод забывать о домашних заданиях.
И географ пустил по столам стопку бланков проверочной работы.
Дверь приоткрылась, и в нее заглянул щуплый первоклассник.
— Простите, сэр… — робко выдавил он. — Кристофера Уотсона вызывают к директору.
В кабинете ждала мама, и ей ничего не пришлось мне объяснять.
Его похоронили рядом с бабушкой, на погосте при церкви Святого Фомы. То самое место, где теперь устроена могила, можно разглядеть на дедовой свадебной фотографии, оно совсем недалеко от монумента с выбитым в камне моим собственным именем. Похороны вышли многолюдными: собрались живые еще шахтеры, потомки старых семейств городка. Рядом со мной стояла Элли, в красном и зеленом. Чуть позади держались Эскью — Джон и его родители. Было пролито немало слез, но на поминках, когда люди начали делиться байками да воспоминаниями, дом то и дело вздрагивал от общего хохота.
Той ночью я лежал в темноте, слушая тишину за стеной.
— Доброй ночи, деда, — прошептал я.
И ошутил, как он прикрыл мои пальцы ладонью:
— Тебе тоже доброй, внучек. Доброй ночи.