Выбрать главу

Или все же был в том некий глубокий смысл? Уж если судьбе попалось в руки столь безответное орудие, не стоит ли использовать его по максимуму? Разрезать сразу все петли, понапутавшиеся вокруг? Соорудить из него этакие ножницы для гордиевых узлов? Да, под таким углом ситуация выглядела получше и, кажется, не приносила дискомфорта дару. Значит, ножницы. Ладно. Будем резать, не дожидаясь… Ничего не дожидаясь, ммать!

Глава 4

Мыслить в том же ключе и дальше помешал Тавель, ворвавшийся в зал сверкая очами и кинжалами. Слава всем богам, хоть в свой боевой ступор не впал, и иссолами не размахивал. Но гномаэ того и не требовалось, они и так отскакивали от него словно от чумного, едва взглянув в лицо. Даже те, кто поначалу весьма решительно собирался его отсюда завернуть.

Я покорно двинулась из зала вслед за «спасителем», опасаясь, что если мы начнем выяснять отношения прямо здесь, то могут получиться пострадавшие — из числа мирных зрителей. Потому и позволила себя увести. Объяснились мы уже в какой-то мастерской, откуда Тавель бесцеремонно выставил тех, кто еще не успел удрать в храм на бесплатное представление. Выслушав подробности, стальной тут же впал в глубокую задумчивость, вполне тянущую на кому — похоже, что-то рассчитывал. Но результаты этих расчетов оказались несколько неожиданными.

— Выходит, теперь тебе здесь опасаться совсем нечего.

— Наверное, — согласилась я, — но меня больше интересовало твое мнение насчет гномьего предсказания. Что это — другая версия вашего или нечто новенькое?

— Насчет пророчества это к Вессаэлю. — отрезал он. — Надо рассказать ему все немедленно. Для переноса голоса здесь слишком глубоко, так что быстро сворачиваем свои дела…

— Не вижу причин для спешки, — прервала я его. — Что изменится, если мы эти дела все же доделаем? Не знаю как ты, а я очень хочу получить свою одежду, мне ее сильно не хватает. Да и с гномаэ не помешает кое-что уточнить, а то рассказывать-то пока особо нечего.

Дан еще немного посчитал про себя и… согласился. Действительно, днем раньше узнает об этом сьеррин, днем позже — особой разницы нет, а сюда пришлось бы возвращаться. Так что решено было по возможности не менять наших планов. И спустя полчаса я уже спокойно, без надрыва и пафоса, разговаривала с мастером-ювелиром в его кабинете. Правда, предварительно убедив Тавеля, что вполне способна обойтись без охраны и отпустив его обратно к нежно любимым иссолам. Грубоватые манеры гномаэ, начисто лишенные данских заморочек, доставляли мне сейчас чуть ли не наслаждение. Я даже сразу сумела попасть ему в тон, не особенно задумываясь, почему мне так легко разговаривать с ним подобным образом. Но так уж вышло еще там, в храме, и теперь продолжалось по накатанной, причем, к обоюдному удовольствию.

Главной достопримечательностью в кабинете Балайета был огромный, массивный стол, покрытый темно-бежевым сукном. Именно сукном, настоящим, свалянным из шерсти, а не сотканным «шелкопауками» данов. На этом сукне и лежали сейчас два меча: мастерской ковки калаири — простой, грозный и этим прекрасный; и лаири — изукрашенный роскошно до удивления. В голове не укладывалось, как на эту небольшую железку налепили столько декора и каменьев. От него я вначале отказалась — на кой мне эта неудобная штука? Парадный «мундир» я носить не собиралась. Но мастер отказа не принял, причем настолько жестко, что заставил почувствовать себя глупо — словно первокурсница, разжеманившаяся не к месту.

«И что это я, действительно? Ну не нравиться мне этот меч, и?. Подарить некому? Вот хотя бы Суинни — он такую вещь явно оценит. И нечего обижать хороших людей, то бишь гномов»… Впрочем, мастер тут же уточнил: это вовсе не благодарность за Меч Пути, а всего лишь устранение временных неудобств (нужно же мне что-то повесить на опустевшую перевязь). А насчет того, что будет достойным ответом на подобный подарок, они еще не решили. Пока только размышляют и прикидывают.

Я испугалась. Если эти драгоценные клинки не благодарность, то, боги спаси, что меня еще может ждать?

— Кстати, забери это. — Балайет выложил на стол стопку моих дулел, отданных за арбалет.

— Не поняла.

— Забери это, говорю, и теперь можешь вообще забыть о них. Ни один из наших никогда больше не потребует с тебя платы. Ни за что.

— Да ты что творишь, мастер? — я подпрыгнула словно ужаленная. — Ваши люди этим себе на жизнь зарабатывают, а ты заставляешь их на подарки мне работать?

— Не понимаешь — лучше молчи! — резко оборвал он меня. — Запомни, ты для нас теперь Хранитель Пути, помочь тебе — великая честь для любого, они за нее передраться готовы. А предложить деньги в ответ на это — незаслуженно оскорбить. Понимаешь?

— Нет, — выдохнула я. — Может, все-таки объяснишь, о каком пути идет речь? И почему именно я должна его хранить? Больше некому?

— Действительно, пришло время тебе о многом узнать…

Мастер прошел в угол кабинета и благоговейно вытащил из стоявшего там сундука огромную, страшно тяжелую книгу в красно-коричневом переплете, застегнутую аж на три серебряные застежки. Совсем, кстати, не декоративные. Чтобы расстегнуть их все, Балайету потребовалось минут пять, а вот чужой, не знавший их секрета, не справился, наверное, и за год.

— Это последняя из наших Бэр. Ни один чужак никогда их не касался, — пропыхтел он ни капельки не торжественно, возясь с неподатливыми замками.

Я присвистнула. Точно, не касались. Даже даны никогда не касались, но о существовании этих книг знали — мне Вокэнни рассказывал. То, над чем возился сейчас гномаэ, было одной из самых почитаемых их святынь. И жуткой тайной, над которой они тряслись слишком уж активно, по-моему. Потому что на самом деле это был всего лишь свод летописей, и ничего больше.

Один раз в шестьдесят лет его переписывали, добавляя самое главное из событий, случившихся за последнее время, и убирая, соответственно, кое-что из записанного там раньше, но потерявшего свою важность. Ибо в Бэре всегда должно быть ровно тысяча шестьсот страниц, ни больше и ни меньше. Экземпляр, потерявший актуальность, разумеется, не выбрасывался. Все они сохранялись тщательно и благоговейно, для этого не брезговали даже заклятиями ушастых. Вот откуда, кстати, соседи и знали о них.

Но дан, которому доверяли наложить это заклятие, даже прикоснуться не смел к книге, под страхом смерти в буквальном смысле этого слова. И плевать гномаэ было на последствия. Святотатца прибьют на месте, не взирая даже на вероятную гномо-данскую войну в финале. Не случилось этого до сих пор лишь потому, что в большинстве данааэ совершенно равнодушно относились к книгам, тем более не своим. Зачем подставлять собственную драгоценную голову, трогая чужой хлам? Н-да, это им Вокэнни еще не попался, тот бы вцепился в фолиант намертво, невзирая на последствия…

— Вот, — Балайет закончил, наконец ковыряться с застежками, и открыл Бэру на нужном месте. — Об этом говорится здесь. Более тысячелетия назад исчез последний из Хранителей Пути, исчез вместе с мечом, который путь открывал. С тех пор вход в святилище Фэннен, или храм Безликой, оказался закрыт, связь нашего народа с силой камня прервалась, шаманы больше не рождались. Но было предсказано, что меч все-таки вернется, его принесет Другой Хранитель, а с ним вернуться в наш народ Те-Кто-Понимает-Силу-Камня. И Великий Мастер вернется, единственный, кто по праву сможет возглавить совет мастеров. Последний-то погиб в той катастрофе, что устроили ушастые, и с тех пор у нас нет главы Совета.

Что ж, понятно… Причина гномьей истерики вокруг меня начала более-менее проясняться. Выходит все-таки пророчество у них другое, к вессаэлевому отношения не имеющее. Но и этим я тоже, оказывается, что-то должна. Так, мелочь, всего-навсего вернуть обратно шаманов, да еще и Великого Мастера в придачу. И опять ни единого намека на то, как же все это провернуть. Интересно, кому принести благодарность за очередную свинью? Судьбе, решившей порезвиться со своими гордиевыми ножницами по полной, или все же… Меня вдруг сильно заинтересовало куда, как и почему исчез тот предыдущий, древний хранитель, и каким образом меч оказался в другом мире, да еще и в месте силы данааэ. Сдается, без ушастых тут все-таки не обошлось.