значит, не люди, и продают как скот или прочий товар. Из пяти только две оказываются здоровыми, и я остался без пары.
Всё-таки кокаин – это стимулятор, настоящий допинг, и после пика физических и эмоциональных сил в Марокко, начинается энергетическая и эмоциональная яма. Самое лучшее в такой ситуации, дать организму её пережить и восстановиться, а не взбадривать новыми дозами. Девочки в этот раз были нужны как естественный стимулятор, просто для поддержания какого-то минимального тонуса. Оргий уже никто не устраивал.
Следующий лагерь в районе оазиса Тамерза. Это вновь алжирское приграничье, и примерно центр страны, если ехать с Севера на Юг. Голые, выжженные отроги Атласских гор, цвета сепии. Добротные асфальтовые дороги, варикозными венами тянутся в выжженных изгибах камня.
Поселение, в которое приехали, находится в горе. В мягком песчанике выдолблены жилые и хозяйственные комнаты. Несколько убогих построек из необожжённого кирпича и пять-шесть бедуинских палаток. Начальник оказался настоящим туарегом и даже не вышел из своей палатки.
Встречают его подчинённые. Их шеф не иклан (раб) или келюль (пастух), он касты жрецов, настоящий инислемен! Несмотря на то, что туареги 18 раз принимали ислам, и учат детей чтению и письму по Корану, языческие традиции в народе весьма сильны. Но когда жрецу доложили, что приехали не просто проверяющие, а русские, он вышел из палатки и велит привести нас. Мы представились.
– Русья?
– Русские, русские, – поклонившись, подтверждаем мы.
– Чапай! – вскрикнул старик, во всём синем.
– Чапай! – отвечаем по аналогии с "салям аллейкум – аллейкум асалям". На всякий случай, подняв правую руку, словно приветствуем вождя индейцев.
Валера осторожно спрашивает сопровождавших, что такое "чапай"? В языке туарегов он понимает не больше, чем креветки в соусе "Тартар".
Начальника зовут Бадис. Он что-то говорит своим, и те приносят VHS-кассету с… фильмом "Чапаев" на арабском языке! Оказывается, это довольно широко известная картина в узких кругах Магриба и Сухеля. В киноленте есть сцена, где Чапаев говорит Петьке что-то типа: "Вот разобьём белых, эх, и заживём же тогда!" На этой месте африканцы вскакивают с ковров, и кричат что-то воинственное и радостное… Да, белых в Африке не любят давно и надолго.
Хотя, туареги и воюют в Мали вместе с ИГИЛ, за создание своего государства, против Французского легиона, бить "белых", как у Чапаева, пока не получается.
Валерий снимает офицерский кортик и преподносит в дар старику.
–Личное оружие русского морского офицера! – Валерий и протягивает ножны на ладонях. Старик принимает подарок как должное, даже не кивнув, и стал внимательно рассматривать. К оружию у туарегов особый пиетет. Показывает царапину на клинке и спрашивает – что это?
– Как-то пьяные французские матросы, на Мадагаскаре, попутали берега, посчитав, что все бары и девки в Тулиаре – это их собственность, ну и пришлось объяснять, что они в корне не правы.
– О да, французы! Сколько я вырезал их во время войны в Алжире! – Дед заулыбался густо накрашенными глазами. Вообще, он в повязке по самый нос, но платок очень плохо скрывает его эмоции, да старик и не старается. Вдруг, он разворачивается и уходит к себе в палатку. Ждём, в недоумении посматривая на оставшихся туарегов. Всё, аудиенция окончена!
Возвращаемся к кирпичным "гаражам" и продолжаем осмотр "нелегалов" и условия проживания. Вечером приглашают к костру. Неподалёку от шатра Бадиса нам устраивают почти царский приём; с запечённым козлёнком, мятным чаем и сладостями. Начинаются зажигательные
танцы под барабаны и пение мужчин. Кажется, будто туареги соревнуются перед дамами за их руку и сердце. Дамы сидят с открытыми лицами, а многие мужчины, даже во время пения, прикрывают хотя бы рот. Впрочем, низшие касты могут в своём поселении ходить вообще без повязки. И да, у
туарегов – матриархат. Скот, шатры и всё, мало-мальски ценное – в собственности именно у женщин. Даже замужество у них – скорее взятие мужчины на "тест-драйв", если не понравится – можно отказаться.
Нас просят что-то спеть о России. Валерий в школе играл на бас-гитаре и немного на ударных. Повертев Тобол – обтянутый кожей барабан, стучит по нему так и эдак, и не придумывает ничего лучше, чем затарабанить… лезгинку! Естественно, мне пришлось встать и сказать новое слово в хореографии этого танца. Впрочем, мы на общей волне и раздухарились не по-детски. Даём жару самой пустыне! При этом совершенно трезвые.
В очень и очень чёрном небе свисают большие и яркие, словно жемчуг, звёзды. Месяц упёрся перевёрнутыми вниз рогами в соседний бархан и пылает непривычно сочно. Вспоминаем долгие русские ночи и крайне душевно поём "Ой мороз-мороз". Думаю, у нашего дуэта случилось лучшее за всю жизнь исполнение столь знакомой песни.. Да она и понятна для местных: про коня, про любимую… Выслушав перевод, нас спрашивают: – А что, у вас в России тоже бывает холодно?