Чтобы выжить, иногда надо ложиться в землю. Окапываться, и бить, бить, покупая свою жизнь чужими смертями.
У ваххабитов осталась одна БМП. 4, 3, и наконец – две крупнокалиберные тачанки "ландкрузер-100". Короткие и точные очереди бармалеев, выкашивают нас не меньше, чем мы духов, перебегающих и ползущих в чистом поле, с растяжками из гранат и фугасов.
Впервые в Сирии я вижу, как лежащий боец меняет рожок, не увеличивая габаритный профиль. Обычно, все встают на колено, переворачиваются набок или задирают задницу, а эти – вжавшись в траву одним боком и чуть приподняв другой, вытаскивают магазин из разгрузки, вставляют,
открывая прицельный огонь короткими очередями уже через три секунды.
Когда половина наступающих прицельно стреляет, остальные бегут к брустверу. Падают, прячась за кочки, вжимаясь в ямы и колеи, и бьют короткими, прицельными очередями. Интервал между бегом и стрельбой – пять секунд. Безусловно, с нами общаются серьёзные профи.
Мы за бруствером, но заградительный огонь бармалеев такой силы, что высунуться и сделать выстрел из РПГ – задача не из простых. Гранатомётчик порывается, но не может подняться и прицелиться. Предлагаю свои услуги.
– Ты ещё и РПГешник? – удивляется Дуред.
– Я – нет, но российская и израильская армии упорно пытались внушить мне обратное. Или ты про Варкрафт и онлайн-РПГ?
Судя по звуку выстрелов, машина пехоты слева на 30 градусов. Высовываюсь, когда огонь чуть спадает, и бью в БМП, вроде подбил.
– Русские – хорошие воины! – кричит в моё ухо сириец.
– Да нет, просто христиане – самые страшные люди в мире. Наш Бог прощает нам всё! И тут я выключился.
Жизнь после смерти.
Очнулся от ночного холода, жажды и боли во всём теле. Засыпавшие меня с головой, обломки пустотелых кирпичей, пощадили бронежилет, каску, наколенники и налокотники. Кажется, сохранили и меня самого.
Кое-как выползаю из-под того, что раньше называлось стеной, ложусь на спину и долго не могу надышаться. Грудь обжигает лёгким ночным морозцем и кислородом. Тишина снаружи и гул в голове разрывают мозг. Чёрная бездна неба и звёзды долго вглядываются в меня, пока не находят какие-то обрывки сознания, и на ощупь соединяют их во что-то вменяемое.
Из-за ноющей боли во всём теле, не понимаю, есть ли переломы и ранения.
Сколько прошло времени, пока лежал в груде кирпичного боя – не ясно.
Ноги и руки двигаются. Рискнул сесть, похоже, перелом позвоночника – не моя тема. Ползу на четвереньках к танку, башня сорвана, но он не сгорел, а значит, там должна быть вода.
Пятилитровая фляга оказывается такой же холодной, как эта январская ночь. Или уже февральская? Сознание добирается до мочевого пузыря и включает его, он кричит о пощаде. Исполняю его требования прямо у разрытых взрывом гусеничных катков, не вставая с колен.
Сразу становится лучше, вновь тянусь за водой. Никаких звуков на ферме нет или это у меня нет слуха? Стучу канистрой о гусеницу. Слух есть, но какой-то странный. Любые шорохи и стоны, звенящая тишина дала бы расслышать. Впрочем, меня вырубает, сплю до полудня.
Если смотреть с высоты птичьего полёта, вал похож не на бублик, а на букву "С". С западной стороны, на случай отступления, оставлена узкая дорога. Именно здесь я нахожу большую воронку и остатки шахидмобиля. Взрыв разнёс здания внутри вала. Защищавшие нас стены превратились в осколочную гранату.
Лежащие в одном месте трупы ребят, подсказали, что раненных и контуженных доставали из-под обломков, стаскивали сюда и добивали. Трупы джихадистов разбросаны внутри вала и за его пределами, поверх осколков.
Исламисты бросились бежать врассыпную, но смерть настигала их везде. Судя по размерам отверстий в бородачах, вертолёты прилетели, если не помочь, то хотя бы отомстить.
"Бармалеев" стаскиваю в воронку от машины смертника, засыпая остатками бруствера. Втыкаю табличку с надписью: "ДАИШ" по-русски.
Товарищей, кого смог откопать и найти, укладываю в воронку от миномётного расчёта. Вкладываю в руки автоматы и окропляю "святой" водой. Вспомнил, фильм "От заката до рассвета": любое перекрестие становится крестом, а освещённая крестным знаменем вода – святой
водой. Поверх насыпи ставлю крест с названиями частей и именами: майора Сильвана, капитанов Исаама и Айсама и всех, кого опознал или вспомнил.
Кроме молитвы "Господи, помилуй!", других наизусть не знаю, поэтому
импровизирую, говоря прощальное слово и молясь за павших…
Больше здесь делать нечего. Собираю остатки сухпайков и ухожу на Юг, в сторону Алеппо и наших.