— Прости, — прошелестел Валентин, — я, кажется, ошибся домом. Равиль Сабитов не здесь живёт?
— Мама! — позвала девочка. Из кухни вышла женщина в пёстром халатике и вопросительно уставилась на Валентина.
— Я, кажется, ошибся домом. Равиль Сабитов ведь не здесь живёт? Три дня назад я был у него. Квартиру запомнил, а дом видно спутал.
— Спутали, — ответила женщина и закрыла дверь. Валентин услышал звук шлепка и строгий выговор:
— Сколько раз тебе говорить, что надо спрашивать: «Кто?»
— Молодец, Штирлиц! — усмехнулся Валентин. Всё, что было нужно, он разглядел: квартира однокомнатная, окна на противоположную от подъезда сторону.
Яркий январский день начал стремительно сереть. Он стоял за кустами, всматриваясь в предполагаемые окна. Вот мелькнул знакомый пёстрый халатик. Валентин снова похвалил себя и вернулся к «своему» дому. Нужные окна были темны и, коротая время, он дворами пошёл вдоль улицы, сам не зная куда. Во дворах было людно: весело галдела ребятня, степенно прогуливались мамаши с колясками, что-то живо обсуждали старушки, сбившись в тесные стайки… Он шёл среди этих людей, ощущал себя одним из них и было ему спокойно и от чего-то весело. Дома внезапно закончились, и Валентину открылась железная дорога, ограждённая невысоким бетонным заборчиком. Вот прострекотала электричка, вот прогрохотал товарняк и эта до боли знакомая картина испортила настроение. Он поспешно пересёк улицу и снова дворами пошёл назад. На вывеску «Продукты» первым отреагировал желудок и Валентин вспомнил, что последний раз поел в поезде у той проводницы, да и пищей те две вафли назвать было сложно. Он вошёл и оказался единственным покупателем. Скучающая продавщица, крашеная блондинка лет двадцати пяти, бесцеремонно оглядела его с головы до ног и сделала определённый вывод:
— Спиртного не держим, только пиво.
— Не пью, — важно откликнулся Валентин, приведя блондинку в состояние шока.
— Совсем-совсем? — не поверила она и добавила, увидев утвердительный кивок: — Уважаю! Что брать будем, мужчина?
— А ливерной колбасы у вас нет?
— Нет, к сожалению. Вы «Докторскую» возьмите, очень вкусная.
Валентин взял колбасу, батон, пакет молока и полиэтиленовую сумку. Нестерпимо захотелось есть. Он откусил кусок колбасы, отломил горбушку от батона и, устыдившись, покраснел.
— Да что же вы от куска прямо, — запричитала продавщица, — давайте я нарежу, раз невтерпёж. Вижу, холостякуете, мужчина?
Валентин кивнул.
— А ещё вижу — приезжий вы.
— Это как же вы определили?
— Так выговор у вас не московский, да и ведёте себя не как москвич.
— А как москвичи себя ведут?
— Ну, они самоуверенные, даже нахальные, а вы робкий какой-то.
— Вы и правы и неправы, девушка. Я с одной стороны приезжий, а с другой — коренной москвич.
Продавщица изумлённо подняла брови и перешла на «ты»:
— Поясни?
— Родился я и до трёх лет жил в Москве, а тут отца в Сибирь перевели служить, так на тридцать лет и застряли в Сибири этой, — фантазировал Валентин, обкатывая на девице свою новую биографию, — Теперь вот на родину вернулся, и сам не пойму приезжий я или коренной.
Валентин рассмеялся, и девица поддержала его заливистым смехом.
— Да, чего только в жизни не бывает. И что, коренной, теперь снимаешь жильё в родном городе?
— Не-а, — продолжал фантазировать Валентин, — у меня своя квартира однокомнатная, бабка в наследство оставила.
— Вот счастье-то тебе привалило! — завистливо ахнула продавщица, — Вот свезло, так свезло!
— А ты снимаешь, значит? И что, дорого дерут?
— Ой, дорого! Одной не потянуть. Мы с товарками вчетвером комнатку десятиметровую у бабки снимаем, так ещё по-божески выходит, а одной нет, не потянуть.
— Как же вы там все умещаетесь, — искренне изумился Валентин, — у вас же, как на кладбище — по два с половиной метра на душу выходит? По очереди спите или нары сколотили?
— Не поверишь, — хохотнула продавщица и ткнула его кулачком в плечо, — на надувных матрацах спим. Места по жребию разыграли. Мне у батареи досталось — жарко, как в печке, а Светка вообще под обеденным столом спит, больше негде.
Она помолчала и вдруг сказала изменившимся голосом:
— Мужчина, а возьми меня к себе жить. Баба я ладная, домовитая, и сготовить, и постирать могу, и претендовать ни на что не буду. Возьми, а? Чего тебе одному куковать? А захочешь прогнать, так я уйду тихо, без скандала. Возьми…