– Ты так повзрослел, Тео. Папа прав. Наши судьбы уже прожиты, нам нечего сказать, а ты, полный жизни, можешь изменить мир. Не смейся, это правда. Почему не ты? Кто, если не ты? И когда, если не сейчас? Следующей жизни не будет. Однажды ты уйдешь, и тогда делай, что считаешь нужным. Живи. Просто живи. Весь мир открыт перед тобой, пока ты жив.
Мама замолкла. Снова обняла его крепко-крепко. От нее пахло звериным духом, чуть-чуть мясной подливкой и чем-то еще – чем пахнут только мамы. Теодор почувствовал, что в сердце щемит, ему стало грустно. Он не понимал, что происходит.
Мама положила на стол маленький кошелек.
– Это все, что мы с папой собрали. Мы в этом мире никто… Нас не существует. Я не могу объяснить. Быть может, наступит момент, ты узнаешь все. В свое время. Но я бы хотела, чтобы ты никогда не узнал. Есть секреты, которые нельзя раскрывать. Впрочем, ты ведь и сам тоже… Нет. – Она мотнула головой. – Я верю, что ты, Теодор, проживешь счастливую и долгую жизнь. Я верю в это.
Мама долго не хотела уходить. Наверное, минула половина ночи. Из-за елей выплыла луна, и только тогда она ступила за порог. Мама бросила взгляд на Тео, и ее глаза показались ему какими-то особенно голубыми. Затем она отвернулась и медленно побрела прочь, и Теодор вдруг увидел, что ее лисья тень какая-то дрожащая, зыбкая. Сама фигура матери показалась ему призрачной, и он испугался.
Сгорбленный силуэт исчез за изгородью, и пару секунд спустя Тео услышал легкие лисьи шаги. И тут же зажмурился. Нельзя смотреть. Не стоит запоминать эту картину. Теодор смотрел в темноту закрытых глаз, а на ресницы садились снежинки. Скоро все его лицо было мокрым.
Теодору на какой-то миг показалось, что его нигде нет. Что он – пустое место во дворе, на которое падает снег.
Проходили ночи, а Теодор все ждал родителей. Когда мама ушла, он послал вслед Севера, чтобы тот принес весть. Но вестей не было. Прошла еще неделя. Теодор все больше волновался. Если мать оставила деньги и так прощалась, словно больше не увидит его совсем, – отцу грозит опасность. Но Тео терпеливо ждал. Ставил силки, ловил мелких зверюшек, готовил жиденькую похлебку, растворяя в воде заплесневелые хлопья. Иногда долго лежал на полу, глядя, как по комнатам бегают мыши. Без Севера они осмелели и уже никого не боялись.
Как-то вечером Тео проснулся от шороха и писка. Он сполз с лежака. Так и есть: мышонок свалился в сапог и не мог выбраться.
Теодор перевернул сапог, и малыш серой молнией шмыгнул в угол, под кровать. Вот так. Все-то меня боятся, подумал Теодор. Он задумчиво посмотрел на кабаний сапог в руке. Как долго он ждал эту обувку! Но когда отец ее отдал, взял и перехотел. Странно получается: чего-то ждешь, а получив, разочаровываешься. Тео подумал-подумал и все-таки натянул сапоги. Как влитые! Он побрел на кухню. Хоть бы филин вернулся и принес вести…
На полках было шаром покати, а в шкафчике обнаружилась лишь пачка запыленных хлебцев. Тео сидел на полу, прислонившись к стене, грыз хлебцы, думая, что нужно оставить немножко для мышат, и лениво следил за тем, как по полу движется лунное пятно.
Вдруг пятно на миг померкло.
Теодор вскочил:
– Север!
Окно не открывалось, и Тео побежал к двери. Север пронесся мимо, взметнув ему волосы, развернулся и полетел в обратную сторону. Ухо Теодора обдало теплом, по щеке мазнули мягкие перья.
Филин приземлился на крыльцо и громко ухнул. Только сейчас Теодор увидел, что Север сжимает в лапе что-то темное. Теодор взял предмет и тут же понял: что-то случилось. Север умел давать понять. Он был не просто птицей. И принес то, что могло означать только плохое.
Обугленная ветка.
Огонь. Стихия, преследовавшая отца всю жизнь. Теодор мог только догадываться, что случилось, и некоторое время просто стоял, кусая губы. Потом он побрел в дом и остановился в спальне родителей, глядя на потолок, в правый почерневший угол. Прямо под ним когда-то находилась кровать, где спал отец.
Однажды разразилась ужасная гроза. Отец отлеживался после попадания в капкан, а Теодор с мамой выбежали на улицу собрать белье. В дом ударила молния. Тео помнил рев и ослепляющую вспышку. Крыша загорелась, но ливень был такой, что огонь быстро погас. Они кинулись внутрь и увидели Лазара – тот лежал на тлеющей кровати. Молния целилась в него. Но не убила.
Это была третья молния, которая пыталась его уничтожить. Теодор прекрасно знал – отец пережил несколько пожаров, падал в костры, обжигался свечами, лучинами и спичками несметное количество раз. Гадалка предсказала Лазару, что тот погибнет от огня. Отец знал, это правда. Не знал лишь, когда это случится, но не сомневался: однажды огонь его заберет. Лазар жил, а огонь за ним гонялся. Вечная погоня пламени за лисом, от которой второму не спастись никогда.