Теодор смотрел на обугленную деревяшку. Страх всплыл из глубин живота, как мертвая рыбина на поверхность реки. Что это значит? Что хотел сказать Север?
Скрипнула калитка.
Теодор насторожился и, надев плащ, вышел на улицу. Во дворе никого не было. Тео подумал, что плохо запер калитку, и та качнулась от сильного порыва ветра. Он подошел ближе и увидел, что засов на месте. Что за чертовщина?
В доме дико заверещал Север. Теодор оглянулся и застыл: из-за угла дома, пятясь, вышел человек! Теодор задохнулся от волны паники. Высокая фигура, стоя к нему спиной, плескала на стену жидкостью из большой бутыли, не обращая внимания на отчаянные крики Севера.
– Заткнись, тупая птица!
Человек отбросил бутыль и достал из кармана спички.
Теодору словно ткнули тяжелой кочергой в живот. Легкие обожгла ярость. Горожанин! Вот оно что! Тео с разбегу бросился на человека, рванул его на себя за воротник. Рыжий!
– Ты! – прохрипел Теодор и замахнулся.
Противник перехватил его руку и больно вывернул, но Теодор умудрился ударить левой.
– Дурень! – неожиданно рассмеялся рыжий. На рассеченной губе набухла кровь, но он лишь покачал головой: – Слышал, колдун сбежал… Значит, ты один?
Они стояли во дворе, и ночной ветер бросал им в лица редкие снежинки. В доме снова беспомощно закричал Север, и от этого звука Теодор содрогнулся.
– Ты никому не нужен. Даже отец бросил. Он же упырь, черт возьми! Жизнь за жизнь, Теодор. Слыхал такое?
Только сейчас Тео почувствовал запах гари. Парень заговаривал ему зубы, а сам успел чиркнуть спичкой за спиной и уронить ее! В одно мгновение пламя накинулось на горючее, и угол дома полыхнул.
Тео бросился к двери, но рыжий был к этому готов и накинул ему на шею удавку. Парень оттащил Тео как можно дальше от двери, чтобы тот не мог ее отворить. Теодор видел силуэт птицы, бешено бьющейся в окно. Филин пытался разбить стекло, метался, хлопая крыльями и судорожно разевая клюв.
– Смотри, как подыхает твоя птица, упырь. Ты ведь так ее любишь, да? Ну и пусть сдохнет! У меня мать умерла! Из-за твоего чертового отца умерла!
Рыжий хрипел от ярости, все сильнее затягивая удавку, и Теодор со всей силы наклонил подбородок вперед. Руками пытался оттянуть веревку, но это было невозможно. Впрочем, рыжий не хотел его задушить, он держал Теодора лицом к дому, заставляя смотреть, как он горит. Языки огня уже рвались вверх к черному небу, и пожар было не остановить. Теодор понял, что еще чуть-чуть – и вместе с домом сгорит его единственный друг.
За голенищем кабаньего сапога был нож. Тео хотел наклониться, но рыжий так сжал ему горло, что он уже не мог дышать, и тело слушалось плохо. Невероятными усилиями он поднял ногу и через мгновение полоснул по веревке. Удавка лопнула, и Тео перекатом ушел вперед.
Рыжий бросился за ним, но Теодор лягнул его в лицо и, тяжело кашляя, пополз на четвереньках к дому. Парень ухватил его за ногу, и Теодор ударил его еще раз. С навеса над крыльцом на них сыпался пепел, а внутри дома рушились трухлявые балки, объятые огнем. Рыжий что-то крикнул, но Теодор не расслышал слов.
Дышать рядом с домом было нечем – гарь и омерзительная вонь вцепились в горло, сдавливая лапы сильнее, и каждый глоток воздуха был вязче и гуще, черней и смрадней предыдущего. Теодор вдыхал смерть. Всюду огненные вспышки, полыхающие оранжевым и красным, будто цветок-убийца раскрыл лепестки, чтобы поймать жертву и утянуть в кровожадное нутро, откуда никому нет спасения. Отец рассказывал, как страшно задыхаться в пожаре. Теодор это вспомнил, и желудок скрутило. Нужно действовать немедленно, иначе он не спасет даже себя.
Теодор рванулся к окну на кухню, где был заперт Север, и ударил локтем по стеклу, но оно не поддалось. Филин бился по ту сторону – так близко, что Тео схватил бы его, если бы не преграда. Он ударил еще раз и вскрикнул: на плечо упал пылающий обломок дерева, и рука вспыхнула от боли. Стекло треснуло, Теодор замахнулся еще раз, но в то же мгновение с крыши сорвались дымящиеся доски…
Первые минуты, придя в себя, Теодор глупо таращился на нечто черное, не в силах понять, что видит, – скелет огромной рыбины или гигантскую клетку? Наконец он понял: это всё, что осталось от его дома.
Теодор сел, держась за голову, и осмотрелся. Видимо, пролежал он долго: огонь уже сожрал все, что мог, но угли еще тлели. Пепелище источало мерзкий, удушливый запах.