- Подъезжай-ка ты ко мне прямо сейчас. А я, с большим облегчением покинув свою душегубку, отправился на встречу с Кондратовым. Не предполагая, что буквально со следующего дня буду откомандирован в его распоряжение .
- Говоришь, Кожухова замочил Билет... Хочешь на спор? У Билета на время убийства обнаружится железное алиби...
- Почему?
- Потому... За последние двое суток ты - четвертый, получивший железную наводку на конкретного человека в связи с убийством Кожухова. Интересную игру, Ильин, кто-то с нами затеял... И не "кто-то", а конкретно господин Куб - в миру Кубовский.
Я молча воззрился на Кондратова, ожидая продолжения. Так же, как и остальные сыщики отнюдь не только нашего отделения, о Кубе - одном из крупнейших столичных авторитетов - я знал не понаслышке. К этому бандюку сходились нити множества нашумевших в Москве "особо тяжких", но осуществить заветную мечту любого муровца - подкопаться под Кубовского - никому еще пока не удавалось.
- Для чего ему это надо?
- Для того, чтобы выявить нашего человека в своем окружении, - без обиняков пояснил полковник.
- А это точно Куб?
- Точно. Все четыре дезы были запущены через людей его окружения, разумеется ничего об этом не подозревающих... Шкура у Куба чувствительная опасность чует за версту.
" Значит, было что чуять! Неужели наши подобрались-таки к авторитету, неуязвимость которого грозила вот-вот стать легендарной? "
Вдруг в одном из четырех случаев это не деза? Вряд ли вы успели проверить всю информацию, времени-то - чуть больше суток прошло...
Полковник остановился и посмотрел на меня пристально и - с горечью. И тут я вдруг впервые осознал, что вид у Кондратова сегодня - из рук вон. Что в глазах его не горечь даже, а самая настоящая боль. Что в последний раз я видел его таким во времена грустнопамятной операции под кодовым названием "Оборотень"... Только тут я почувствовал, что сейчас услышу нечто такое, о чем бы и вовсе не хотел никогда знать.
- Валеру Степанов, надеюсь, помнишь? - Полковник направился к своему столу и тяжело опустился в черное крутящееся кресло. Так вот нет его в живых...
Прежде чем позвонить Кожуховой, Степанов продумал все до мелочей. Каждое слово, которое предстояло произнести в трубку, каждый жест при грядущей встрече. В том, что встреча состоится, детектив не сомневался ни секунды. Накануне, почти сразу после убийства, он самолично опустил в почтовый ящик Кожуховых еще влажноватые, свеженькие снимки. И его уверенность оказалась вполне обоснованной.
- Получила моё послание?
- Откуда они у вас? - Голос женщины по ту сторону провода звучал тревожно.
Степанов рассказал. Он понимал, что мерзкая баба вынуждена будет ему поверить: новенький "Кодак" аккуратно помечал фотографии, сделанные с его помощью, соответствующими датами...
Пригодились остатки прежней роскошной жизни!
На том конце некоторое время молчали, потом Кожухова заговорила снова. Именно о том, что и предполагал услышать Валерий.
- Я готова заплатить, но сумма, которую вы назвали, абсолютно нереальна, за столь краткий срок я ее не соберу!
- Соберете! - хмыкнул Степанов уверенно.
- Можете сначала половину суммы наскрести. Ну, на остальное я готов накинуть вам еще недельку. Но не больше!
- Жду вас завтра в полдень! - Женщина бросила трубку, не дожидаясь ответа.
На душе было тускло, погано - как никогда. И вновь в памяти всплыло, Галкино лицо, ее преданный, устремленный на него взгляд. Неужели он и впрямь любит эту женщину? Да нет, какая уж тут любовь? Но вот жалеет определенно...
И ее, и этого белобрысенького Галкиного пацанчика, чем-то напоминающего его самого, Степанова, в детстве... Что ж, пусть шантаж. Но в первую очередь - для них, Гали и мальчика, а не для собственного обогащения, на которое ему глубоко наплевать.
Посидев еще некоторое время возле телефона, Степанов, сделав над собой усилие, встал и, направившись к письменному столу, извлек бумагу и ручку. Писать он не любил еще с тех времен, когда в период работы в отделении приходилось производить на свет чертову прорву бюрократических бумажек. Но сейчас было другое дело. Совсем другое дело...
...Утром, перед тем как отправиться к Кожуховой за "авансом", Степанов заехал к Галке.
- Вот что... - он рассеянно погладил встрепанные вихры ее белобрысенького мальчонки. Я тебе, Галчонок, сейчас оставлю пакет и один телефончик. Слушай внимательно: если через три часа я за этим пакетом не вернусь, позвонишь и, спросишь полковника Кондратова, ясно? Только, его - и никого другого...
Скажешь: от Валерия Степанова. И не смотри на меня такими глазами, словно я уже покойник. Все будет в порядке, поняла?
Галя, задыхающаяся от едва сдерживаемых рыданий, нашла Кондратьева только в пять часов пополудни. К тому моменту Валерка Степанов, некогда молодой, красивый, удачливый сышик, подавшийся в итоге в шантажисты, был уже часа три как мертв. Судя по итогам экспертизы, проведенной с необычной стремительностью в рекордные сроки и полученными Кондратьевым перед моим появлением на Петровке данными, убили Степанова, едва Валерка переступил порог Кожуховской квартиры, топором. Сзади, из-за двери...
Впрочем, все это уже не имело значения. Жена убиенного Кожухова вместе с ее подельннками была арестована несколько часов назад.
Услышав рассказанное полковником, я ждал того самого продолжения, ради которого полковник вызвал меня сюда. Для того, чтобы поделиться обстоятельствами дела, Кондратов не стал бы отрывать никого от ментовской текучки, прекрасно зная, как быстро эта текучка увеличивается до размеров горы Арарат при малейшем простое. Наконец затянувшаяся пауза была прервана традиционным кондратовским "Вот что, Ильин", и я, успевший внутренне собраться за время совместного молчания, приготовился выслушать его, чтобы затем сказать "да" или "нет". Задание было сложное и - опасное. Из всех, кому Кондратьев мог довериться, только я имел право при желании рисковать своей драгоценной персоной. У Славки Турова на руках были старенькие родители, больная сестра и племянники. Остальные успели обзавестись собственными семьями и детьми. У меня не было никого, кроме бывшей жены, которая давным давно вышла замуж второй раз за какого-то хмыря и забыла свой "ментовский брак", как страшный сон в летнюю ночь...
С приказом на руках о том, что на ближайшие восемь недель я откомандировываюсь в распоряжение МУРа, я возвращался в отделение спустя три часа. Москва таяла и оседала, получив очередной солнечный удар от обезумевшего июльского светила. Духота давила даже в метро
Операция "Медь", связанная с цветными металлами, в последние недели занимала все помыслы Куба. Почти полугодовая подготовка к ней завершилась блестящей сделкой с зарубежными партнерами, сулившей невиданные даже для него прибыли. Именно в этой связи и дергался он более всего, затевая проверку ближайшего окружения.
Прекрасно понимавший это Визирь, вызванный к хозяину сразу после вечерних новостей, гвоздем которых стал арест Кожуховой, шел к Кубу, как на расстрел, полностью деморализованный новой неудачей: "кто знал, что на сей раз ментам удастся так быстро раскрыть вроде бы полноценный висяк?!"
Но Куб на сей раз проявил не свойственное ему понимание:
- Что ж, не повезло. С кем не бывает? Хотя план твой был неплох...
Однако - к делу. Нашему помощничку в мен-товке удалось вновь подтвердить наши подозрения и выяснить кликуху этой суки - Лакмус. Ни в компьютере, ни в бумажках более ни слова: сечешь, что это значит?
Обрадованный тем, что гроза прошла стороной, Визирь взволнованно кивнул:
- Менты его берегут пуще глаза, по высшей категории... Получается, что, скорее всего, сучонок крутится среди авторитетов - не меньше...