В тот день тоже была гроза...
Ужасные воспоминания хлынули против моей воли и, как этот ливень, затопили сознание, сметая барьеры, которые я тщательно и долго выстраивал...
Три года назад, так же в июле я приехал по приглашению маминой сестры, чтобы после пережитого кошмара побыть с последним близким мне человеком ― тётей Катей.
В ту ночь после душного дня разразилась сильнейшая гроза, и каким бы усталым я ни был, звон разбивающегося от порыва ветра оконного стекла меня разбудил. Вскочив с кровати, спросонья долго не мог сообразить, где нахожусь. Пустая оконная рама продолжала без устали хлопать, пол был усыпан осколками стекла, и, наступив на один из них, я застонал от боли.
Кое-как добравшись до выключателя, при свете лампы осмотрел пострадавшую ногу. К счастью, осколок вошёл в стопу неглубоко, и вытащить его не составило труда. На полу образовалась небольшая кровавая лужица; недолго думая, схватил первое, что попало под руку ― одну из многочисленных кружевных вязаных салфеток ― и перевязал пульсирующую огнём рану.
Тётя вбежала в комнату, вероятно, разбуженная грозой:
― Митя, что случилось?
― Кажется, порывом выбило стекло... Не волнуйся, завтра вызову мастера, и всё починим.
― Да бог с ним, со стеклом, ты-то как?
― Немного оцарапался, но всё уже в порядке. Тётя, где у тебя йод и бинт, надо обработать рану, что ты молчишь?
Тётя Катя повела себя как-то странно ― она, не отрываясь, смотрела на мою забинтованную ногу.
― Как ты мог, Митя? Это же ручная работа, знаешь, как мне дорого это кружево, сколько сил я на него потратила? Боже, загубить такую вещь...
― Прости, пожалуйста... Я плохо соображал, схватил первое, что увидел, ― моё лицо горело от стыда, ― уверен, в хорошей химчистке с этим справятся...
― Да ты с ума сошёл! Ни за что на свете не отдам ценную вещь этим бездарям ― сама справлюсь. Давай, снимай быстрее...
― Но, Катя, может, сначала йод...
― Снимай, кому говорю, ― она не на шутку рассердилась, и, честно говоря, раньше я никогда не видел такого выражения на её прекрасном и добром лице. Она была лишь на три года меня старше, и я относился к ней, скорее, как к кузине ― тётей называл в шутку, обычно обращаясь попросту ― Катя. Расстроенный, начал осторожно разбинтовывать ногу.
― Да что ты там копаешься, болван? ― Катя села рядом на кровать и начала энергично стаскивать кружево, нисколько не волнуясь, что вновь открывшаяся рана причиняла мне боль. А дальше повела себя ещё более странно: прижав окровавленную салфетку к щеке, оставила на ней красную полосу, восхищённо прошептав:
― Спасибо, малыш!
Вот это меня насторожило. Катя никогда не употребляла подобных слов, считая, что обращаться так к взрослому человеку ― глупо. Я только сейчас начал понимать, что, кажется, она сегодня слегка не в себе. Может, выпила лишнего?
Всё, что произошло дальше, до сих пор оставалось выше моего понимания. Катя показала рукой на дверь, и мне пришлось сначала скакать на одной ноге, а потом, опираясь на пальцы, спускаться по лестнице на кухню. Там в аптечке я, наконец, нашёл всё необходимое. Закончив с перевязкой, взял веник, решив вернуться в комнату и подмести осколки.
Подниматься на второй этаж было тяжело, нога пульсировала, но я всё равно пошёл. Однако, открыв дверь, попятился от неожиданности: Катерина лежала на полу, как кошка, слизывая с паркета мою кровь...
― Не пропадать же добру? ― увидев меня, она засмеялась, продолжая делать это.
Меня чуть не вырвало, я шагнул назад, совсем забыв о лестнице, поскользнулся и... очнулся уже в больнице.
На счастье, упал я очень удачно ― отделался парой синяков и шишкой на голове ― ни переломов, ни каких-либо увечий. В палате было светло и чисто, у койки сидела тётя Катя и смотрела на меня с жалостью:
― Митька, очнулся, наконец, паршивец, я так переживала. И как тебя угораздило? Зачем решил спускаться по лестнице задом наперёд, да ещё с больной ногой, с ума, что ли, сошёл?
Чуть не поперхнулся от возмущения:
― А ты не догадываешься, да? После того, что я увидел?
― Серьёзно? Не понимаю, поделись с "тётушкой". Я проснулась из-за грозы, решив посмотреть на того, кто с детства её боится. И, знаешь, что увидела? Ты как рак пятишься назад и под мои вопли падаешь кубарем с лестницы. Перепугал до чёртиков... думала, после сестры и тебя хоронить придётся, придурок. Так что же ты увидел такого страшного, что решил меня до инфаркта довести, а?
Да, это уже точно было похоже на тётю, именно так она обычно со мной и разговаривала. Но что же тогда я видел? Проигнорировав её вопрос, спросил:
― Кать, а ты в мою комнату поднималась?
― Конечно, там по всему полу было рассыпано стекло, но я уже всё убрала и окошко починила ― стало лучше прежнего. Забыл окно на защёлку закрыть, да, дурень? Жарко ему, видите ли, вот чем всё кончилось...
― А лужа крови на полу была? ― продолжал я гнуть своё.
― Нет, пару капель на кровати, и всё.
― А, вот ещё что... С каких пор ты увлекаешься плетением кружева?
Катя задорно расхохоталась, тряхнув короткими светлыми волосами. Её проколотая бровь удивлённо приподнялась:
― Я и кружево? Вот насмешил... Ты где это байкершу с кружевами видел? Нет, ну и дурило. Наверно, здорово головой приложился, ― она продолжила смеяться, а я молчал, думая: