― Нет, клянусь своими родителями, ни за что на свете...
― У тебя и родители есть? ― это заявление меня почему-то потрясло.
― Конечно... Знаешь, я тогда была совсем девчонкой, твоей ровесницей, наверное. Не знаю, живы ли они сейчас и ждут ли меня до сих пор, ― незнакомка трогательно, совсем по-детски шмыгнула носом, снова смахивая слёзы с бледных щёк.
― Вот, значит, как, не шутишь опять?
Она не ответила, тихонько всхлипывая... Вдруг что-то изменилось в её красивом лице, словно неожиданная мысль пришла в голову. "Другая Катя" смотрела на меня с непонятной надеждой, теперь её тихий голос не просил, а умолял:
― Митя, и надеяться не смею, что ты согласишься. Наверное, я этого не заслуживаю, но всё-таки спрошу: смог бы ты простить мне то зло, что я причинила? Только подумай, прежде чем отвечать. Я говорю о настоящем, искреннем прощении. Это для меня очень важно, ты даже не представляешь ― насколько...
Ах, если бы она знала, как в тот момент мне хотелось крикнуть ей одно слово:
― Забудь!
Но я промолчал.
Она была права ― не стоило вот так бросаться словами. Способен ли я простить или буду наслаждаться её муками, представляя, как ей больно? Вряд ли. Что может быть страшнее одиночества? Ничего. Она осталась одна в чужом мире, не по своей воле покинув родных, и столько лет, наверняка, скучала, как я теперь тоскую по в одночасье потерянной семье. Мне ли не знать ― каково это, быть одному в целом мире?
В моей беде она не виновата. Почему жизнь наказала нас обоих? Если подумать, мы с ней не враги, а товарищи по несчастью. Конечно, "другая Катя" поступила со мной плохо, но вряд ли, глупо пошутив, она представляла все последствия своего розыгрыша или желала зла... Не хочу чувствовать себя виноватым, обрекая на муки живое существо...
Медленно перевёл взгляд на бушующую за окном грозу, слова давались мне с трудом:
― Я прощаю и не держу зла, говорю это от чистого сердца, раз это так важно для тебя, и не только поэтому...
Сказал и замер, увидев, как она, не веря себе, закрыла лицо руками, а когда отвела ладони ― на меня смотрела другая девушка: молоденькая, совсем ребёнок со смуглой кожей и длинными чёрными волосами. Большие глаза янтарного цвета, полные слёз счастья, ямочки на нежных щеках и губы, прекраснее которых я никогда не видел. Она была полной противоположностью моей белокурой, сероглазой тёте, с её коротким ёжиком волос и замашками "своего парня".
Я был потрясён, и от удивления не мог вымолвить ни слова. Чего только со мной сегодня ни происходило, а теперь ещё и это потрясающее перевоплощение...
― Митя, получилось, не могу поверить, получилось! Я не была уверена, что это сработает, думала, сказки. Когда-то мама говорила, что только искреннее раскаяние и прощение могут изменить то, что не под силу сделать никаким заклинаниям. И вот я снова стала собой, ― её голос тоже изменился, словно хриплый северный Борей уступил место звонкому, парящему Зефиру, ― Митя, ты очень хороший человек, и в твоей жизни всё обязательно наладится, вот увидишь. Спасибо...
― Ч-ч-то происходит? Боже, какое чудо... Ты теперь сможешь вернуться домой к своим родным? ― я заикался, не отводя восхищённых глаз от хрупкого, прекрасного как ангел создания.
― Вряд ли. Зеркало потеряно навсегда, а другого пути домой нет, но теперь я свободна, и всё ― благодаря тебе.
― И что же будет дальше? ― прошептал в ожидании очередного чуда.
― Скорее всего, я исчезну ― мне больше не нужно находиться здесь. Согласись, это лучше, чем бесконечно жить в клетке. Пожалуйста, не делай такое испуганное лицо ― думаю, я не исчезну совсем. Ваш мир такой огромный, и мне очень хочется его посмотреть, а ты ― живи дальше и обязательно стань счастливым. И ещё... ― она смутилась, спрятав за густыми ресницами сияние янтарных глаз, ― я говорила, что всегда тебя обожала. Это правда, только не смейся надо мной, ладно? Митя, ты был моей первой любовью...
Я растерялся, как последний дурак, не зная, что сказать, а прекрасная незнакомка, улыбнувшись, начала таять в воздухе. Это было невероятно ― "другая Катя" исчезала на моих глазах, и единственное, что я успел спросить, было жалкое:
― Мы ещё увидимся? ― услышав в ответ невесомое:
― Возможно...
Мгновение, и я остался в комнате один. Почему же вдруг стало так тихо? Ах, вот оно что ― гроза прошла, и ночь на исходе. Неужели всё кончилось, и это был сон, просто игра воображения, потому что меня угораздило заночевать в квартире, с которой связано столько воспоминаний...
Я медленно подошёл к тому месту, где ещё совсем недавно стояла она. Наклонившись, поднял с пола кружевную салфетку, безнадёжно испорченную давно засохшими и почерневшими от времени каплями моей крови. Зажав её в руке, вернулся к окну и распахнул его, жадно вдыхая свежий, влажный после грозы воздух. Лёгкий ветерок ласково коснулся пылающих щёк, прохладным дыханьем успокаивая и остужая моё разгорячённое лицо ― я встречал рассвет нового дня, и, улыбаясь, повторял:
― Возможно... Всё возможно...
Жизнь продолжалась, моя удивительная жизнь...