– Погоди. Ты видишь, он не защищается.
– Так пусть защищается, я жду.
Впервые он слышал их голоса, не свист, а настоящие голоса, а разговаривали они на том же языке, что и он, только слова произносили более отрывисто и резко, чем в других областях Огмы. Но его удивило, что и голоса, и лица спорящих были совершенно одинаковы. Это был не бред и не предрассудок. Он отчетливо различал в призрачном свете смуглую кожу, прямые носы, темные без блеска волосы, и все это повторялось одно в другом.
– Эй, где твое оружие?
– У меня его нет, – хрипло сказал он.
Это было постыдное признание для воина, но ложь ничего бы не дала ему.
– Слышишь? Мы не можем убить безоружного.
– Но он враг.
– Все равно. Безоружного убивать нельзя. Это против Закона.
Северянин пристально смотрел на них, не двигаясь. У него были отвратительно светлые волосы и глаза, и последнее неприятно напоминало Элме о Пришлой, хотя у северянина глаза были голубые, а у Пришлой серые, без малейшей голубизны.
– Куда ты шел? – спросила одна.
– В Крепость.
И не успев договорить, он ясно понял, что в Крепость его не допустят. Весь вопрос, убьют его сейчас или немного погодя. И он ничего не узнает. Именно это страшило его, не собственная сметь, а неведение.
Но две всадницы продолжали спорить.
– Ты слышала? Его нужно убить немедля. Он пробирался в Крепость.
– Один? Открыто? Без оружия? И он ранен, видишь?
– Что за базар, Проклятые? – Стоило только вспомнить о Пришлой, и она тут же возникла из мглы. У нее получилось: «Что за баз-зар, Пр-роклятые?» Когда она вот так по-городскому растягивала согласные, голос ее становился особливо невыносим для слуха.
– Сначала скажи, что на юге? – Спрашивать так быстро было неучтиво, но уместно, и Пришлая знала это.
– Все чисто до самой пустыни. Заставы снова на местах. Остальные возвращаются в Крепость.
– А трофеи?
– Ульг занимается этим. Из оружия выберут то, что можно доверить новообученным. Если там есть что достойное – заберут в арсенал. Лошадей – одних пустим в стадо, других отдадим жителям Круга в возмещение ущерба.
– Ардви! – вмешалась Ауме. – Обычай говорит: когда двое не могут разрешить спор, пусть судьей для них будет третья. Будь судьей для нас!
Обычай действительно был таков, и Элме против воли вынуждена была согласиться, но едва не вскипела, когда Пришлая окинула взглядом северянина и осклабилась.
– Спор? – В ее тоне Элме послышался некий непристойный намек. – И в чем он состоит?
Выслушав доводы сторон, Ардви посмотрела на северянина снова, по-прежнему насмешливо, но уже без издевки.
– Без оружия? Раненый? Да еще, похоже, и помешанный к тому же? Убить такого будет не к чести.
– «Безумие не спасает от возмездия» – так говорят.
– Хорошо. Тогда поступим с ним по нашему обычаю. Пусть одна из вас отдаст ему свое оружие, чтоб он мог защищаться, а я рассужу поединок.
Элме чувствовала, как ее захлестывает ярость. Пришлая говорила о «наших обычаях», но так, как говорить о них могла только она. Такой обычай и вправду был, но лишь внутри общины. Чтобы передать личное оружие, святыню для Проклятых, в чужие руки – об этом нельзя было и помыслить.
Но Ардви тут же добавила:
– А лучше отпустить его совсем. В Крепости ему делать нечего. Пусть уходит.
Даже это было более приемлемо, чем ее кощунственное предложение. Элме неохотно кивнула. Ардви продолжала:
– Хотя далеко добрые жители Круга ему не дадут… Ладно. Я, судья, выношу решение. Элме, поезжай в Крепость. Ауме, выведи чужака подальше и возвращайся. Я еще поезжу по полю, посмотрю, нет ли кого в живых, не прячутся ли где кочевники.
Ее глаза, как всегда, смеялись, и Ауме стало не по себе. Она вдруг поняла замысел Пришлой – так она хочет помешать Элме вернуться и прикончить раненого. Вполне вероятно, что и Элме понимала это, судя по ее взгляду, который она бросила на Пришлую.
– Я принимаю твое решение, судья, – быстро сказала Ауме.
– Я принимаю твое решение, – мрачно откликнулась Элме. На сей раз она оказалась в меньшинстве, а голос большинства главенствует в общине. Она соблюдала Закон.
Хотя Ауме ехала шагом, чужак заметно отставал. Ясное дело – ослаб из-за раны. А помогать слабым – обязанность сильных. Ауме тоже соблюдала Закон. Как когда-то объяснила ей Пришлая – она очень понятно умела объяснять вроде бы знакомые вещи, – каждый выбирает в Законе наиболее близкое.
– Ты можешь держаться за стремя, – сказала она.
Он не отказался, хотя в оные времена счел бы такое предложение унизительным. Но с тех давно прошедших времен – с утра – много изменилось. Так как уже не все силы тратились на ходьбу, стало ощущаться душевное неудобство… или это призрачное свечение так тревожит?